Виктор Усачёв - Атаман ада. Книга первая. Гонимый

Гриша, с детства не знавший родительской ласки, часто пробирался на завод, где, слушая монотонный гул машин, наблюдал за работой отца и старшего брата Николая, которого, после окончания школы, пришлось взять на завод. С любопытством заглядывал в давильни, огромные железные чаны и необъятные кадки. Но главная цель этих посещений – отец, которого он безумно любил и обожал. И когда Гриша, держась за отцовскую руку, проходил по заводу, он с гордостью видел, каким уважением пользуется его отец. И на душе Гриши делалось сладко-сладко.

Другое дело в школе. Там с ним не было никакого сладу. Там находила выход его необузданная энергия. Похваляясь силой, он сгибал в локте руку, предлагая желающим разогнуть её – никто не мог. Или одновременно держал на себе до пяти товарищей, или устраивал на переменах кучу-малу, в которой доставалось от него всем. А то вдруг устраивал ещё соревнования по метанию камней – кто дальше, которое обычно заканчивалось побитыми стёклами в школе или ближних домах. Во всей школе не было никого сильней, потому он и получил почётное прозвище – «Берёза», которое присуждалось только смелым, драчливым деревенским лидерам.

Отца не раз вызывали в школу, требуя большей строгости по отношению к сыну, да что с того. Отец обычно журил, лишал прогулок на коне. Гриша всё смиренно сносил и… снова за своё, огорчая отца и любимую сестру Соню.

Его детство закончилось со смертью отца, молчаливого труженика, которому нет цены, который всегда старался сделать работу на десять рублей, где платили рубль. Уж если он за что отвечает – весь исхлопочется, пока всё не сделает без сучка и задоринки.

И началось-то всё с обычной поломки парового котла. Рабочие, как обычно, выпустили из него горячую воду и оставили остывать. Но остывать – долго, а того более – большой простой, чего никак не мог допустить главный механик. Потому и полез, не смотря на уговоры, в ещё не совсем остывший котёл. Устранив неисправность, выбрался из котла потным и разгорячённым, и… сразу на улицу, на сквозной ветер – охладиться. К вечеру ему стало совсем плохо, еле добрёл до дома и сразу слёг, чтобы уже больше никогда не встать.

И если с котлом всё было нормально, то Ивану Николаевичу постепенно становилось всё хуже и хуже. Не помог даже присланный хозяином доктор. Осмотрев больного, он лишь покачал головой. И, отведя в сторону Соню, тихо сказал страшную фразу:

– Похоже, простуда прогрессирует. Боюсь, как бы не перешла в чахотку.

Соня побледнела.

– Доктор, – еле прошептала она, – и…и что… уже ничего нельзя сделать?

Доктор покачал головой.

– Сильнейшая простуда… эх, ему бы сразу тогда в постель. Да что теперь об этом.

Манук-бей не бросил своего лучшего работника, аккуратно выплачивая ему жалованье, которое, впрочем, почти всё уходило на лекарства. Жалованье приносил Котовским управляющий Горский.

И снова, помимо обычных хлопот по дому, на плечи Сони и Лены легла ещё забота о больном отце. И без того тоненькая Леночка превратилась буквально в тростиночку. Но, странное дело, Соня под дополнительным бременем забот настолько похорошела, что на неё стал заглядываться Горский, зачастивший к ним по поводу и без повода.

А Гриша присмирел, став чуть не пай-мальчиком в школе, но был задумчив и до крайности рассеян. Учителя, понимая его состояние и зная его непредсказуемый нрав, старались лишний раз не тревожить беспокойного ученика.

А Иван Николаевич тихо угасал. Как и предрекал доктор, его простуда перешла в чахотку, от которой не было спасения. Промаявшись так с год, он, в один из дней, не приходя в сознание, тихо скончался, оставив детей сиротами и без средств к существованию.

Положение было отчаянным, жалованье Николая – мизерное, Софья не знала что делать. Но тут Горский, смущаясь и краснея, сделал ей предложение. Но Софья наотрез отказалась.

– Пока не устрою младших, уж извините, Пётр Петрович, ни о каком замужестве и речи быть не может.

– Понимаю, понимаю вас, любезная Софья Ивановна, потому и не настаиваю, – сразу согласился Горский.

Но он доложил об отчаянном положении в семье Котовских хозяину, и тот сразу же пригласил к себе Софью.

– Вот что, любезная Софья Ивановна, – сразу, без обиняков начал князь, глядя на робкую Софью. – Я всегда ценил вашего покойного отца, а потому не могу оставить его семью без помощи. Посему предлагаю: Григория направить в Кишинёв, в реальное училище, а также младшую Машу по моей протекции. Все расходы на обучение беру на себя, о том не беспокойтесь.