Кен Фоллетт - Зима мира

Катерина продолжала:

– Этот человек кормил тебя, одевал тебя и любил тебя неизменно три десятка лет. Если слово «отец» хоть что-нибудь да значит – вот твой отец!

– Да, – сказал Володя. – Я знаю.

Ллойд Уильямс прекрасно сработался с Эрни Бевином. У них было много общего, несмотря на разницу в возрасте. Во время четырехдневной поездки на поезде по заснеженной Европе Ллойд рассказал ему, что он, как и Бевин, был внебрачным сыном служанки. Оба они были горячими противниками коммунизма: Ллойд – в результате опыта, полученного в Испании, Бевин – потому что насмотрелся на тактику коммунистов в профсоюзном движении. «Они – рабы Кремля и тираны для всех остальных», – сказал Бевин, и Ллойд прекрасно понял, что он имел в виду.

Ллойд не стал относиться лучше к Грегу Пешкову, который всегда выглядел так, словно одевался на бегу: рукава сорочки расстегнуты, воротник пальто перекручен, шнурки не завязаны. Грег был парень проницательный, и Ллойд пытался вызвать у себя симпатию к нему, но он чувствовал в глубине, под внешним обаянием Грега, безжалостность. Дейзи говорила, что Лев Пешков был гангстером, и Ллойд мог представить у Грега такие же наклонности.

Однако Бевин ухватился за идею Грега относительно Германии.

– Как тебе кажется, он говорил от лица Маршалла? – спросил дородный министр иностранных дел со своим сильным западным акцентом.

– Он сказал, что нет, – ответил Ллойд. – Вы думаете, это может получиться?

– Я думаю, это лучшая идея из всего, что я слышал за эти три чертовых недели в этой чертовой Москве. Если он говорил серьезно, устрой-ка нам неформальный ужин – только Маршалл с этим юношей, ты и я.

– Я немедленно займусь этим.

– Но никому не говори. Надо, чтобы Советы не прознали об этом ни словечка. Иначе они обвинят нас в заговоре против них, и будут правы.

На следующий день они встретились в доме № 10 по Спасопесковской площади, где находилась резиденция американского посла, – это был причудливый особняк в неоклассическом стиле, построенный перед революцией. Маршалл был высокий и тощий, солдат до мозга костей; Бевин – полный, близорукий, нередко – с торчащей изо рта сигаретой; но они сразу же поладили. Оба предпочитали говорить начистоту. Бевина однажды сам Сталин обвинил в недостойных джентльмена речах, и министр иностранных дел очень гордился оказанной честью. И под расписанными потолками с канделябрами они принялись за работу – восстановление Германии без помощи СССР.

Они быстро пришли к соглашению насчет принципиальных вещей: новой валюты, объединения британской, американской и – если получится – французской зон; демилитаризации Западной Германии; выборов; и насчет нового Трансатлантического военного союза. Бевин прямо сказал:

– Сами понимаете, ничего из этого не выйдет.

Маршалл оторопел.

– Тогда я не могу понять, зачем мы это обсуждаем, – резко сказал он.

– В Европе – экономический спад. Эта схема не будет действовать – люди голодают. Лучшая защита от коммунизма – процветание. Сталин это понимает – вот потому он и хочет держать Германию в нищете.

– Я с вами согласен.

– Это означает, что мы должны заняться восстановлением. Но мы не можем это делать голыми руками. Нам нужны трактора, станки, экскаваторы, транспорт – и всего этого мы себе позволить не можем.

Маршал понял, куда он клонит.

– Американцы больше не хотят оказывать европейцам благотворительную помощь.

– Это справедливо. Но, наверное, США смогут найти способ дать нам в долг деньги, чтобы купить у вас оборудование.

Наступила тишина.

Маршалл терпеть не мог разбрасываться словами, но это было слишком долгое молчание даже для него.

Наконец он ответил.

– В этом есть смысл, – сказал он. – Я узнаю, что можно сделать.

Конференция длилась шесть недель, и к моменту, когда все разъехались по домам, ничего еще решено не было.

Еве Уильямс был год, когда у нее начали резаться задние зубы. Остальные вылезли довольно легко, но вот эти очень ее беспокоили. Ллойд с Дейзи мало чем могли тут помочь. Она чувствовала себя ужасно, она не могла спать, она не давала им спать тоже, и они тоже чувствовали себя ужасно.

У Дейзи денег было много, но жили они довольно скромно. Купили в Окстоне симпатичный домик в ряду смежных домов, и их соседями стали владелец магазинчика и строитель. Они завели маленький семейный автомобиль, новый «Моррис-8», развивающий скорость почти до шестидесяти миль в час. Дейзи все еще покупала красивую одежду, но у Ллойда было всего три костюма: вечерний, в белую полоску для палаты общин, и твидовый – для работы с избирателями по выходным.