Алексей Поликовский: Мама, где ты? История одного детства

Ботинки у нас отбирали 30 мая, а отдавали 30 августа. Все лето мы ходили босиком. В любую погоду. Когда в августе мы получали ботинки перед школой, ноги не могли привыкнуть к ним. Весной нам выделяли поле в три гектара, каждому по пять-десять соток. Я брала пять. Мы высаживали картофель и репу, окучивали их и потом собирали урожай. Главная работа была — прополка и окучивание. В девять часов, сразу после завтрака, мы шли на работу. Все работали быстро, а я еле ворочала тяпкой. Когда приходило время сельскохозяйственного труда, моя популярность падала. Девочки все были сильные, мускулистые — что им пять соток! Часто они помогали мне. Но иногда им это надоедало. «Что эта Вознесенская, ничего не делает! Лентяйка!» Даша Богданова жалела меня, утешала: «Ты ничего, ничего! Привыкнешь!» Грядка в длину была десять метров, в ширину метр. И с этой каменистой грядки надо было палочкой вырывать сорную траву. Ужасная работа. «Пока не выполнишь норму, никуда не пойдешь!», — стоя надо мной, говорила Александра Ивановна Федорахина. Там была посажена морковка, и ее надо было сохранить, но как? Как она выглядит, эта морковка? Я не знала. Два листочка торчат, какой вырвать, какой оставить? Ой, кошмар какой!

Мы работали шесть дней в неделю. Когда не было полевых работ, шли собирать грибы, ягоды. Все, что созревало в лесу, мы собирали и сдавали в детский дом. Другие дети когда-то собирали с родителями грибы и ягоды и знали, как это делается, а я не собирала никогда. Девочки с Украины — Клава Кучияш и Надя Кушнир и ее сестры Аня и Женя собирали каждая по тридцать килограммов ягод в день! А я — едва-едва три килограмма наберу. Мне было очень трудно.

Мы писали солдатам письма на фронт, шили для них кисеты из простыней и вышивали их крестиком. Еще мы посылали им наши тетради, а сами на занятиях писали на газетах, между строк. Это был наш подарок фронту — тетрадочки. Еще мы помогали женщинам, у которых мужья были на войне. Однажды для одной из них мы привезли из лесу на санках дрова. Санки мы тащили по снежной целине, утопая по пояс в снегу. Она написала об этом мужу, и скоро о нас объявили по радио. Некоторое время мы ходили героями — вся страна услышала о нас! Летом мы собирали лекарственные травы, прежде всего крапиву. Ей мы и питались. Мы съели всю крапиву в окрестностях Новошайтанки — она шла у нас на закуску, вместо огурцов. Ее надо потереть, и она выпускает сок. Вкусно!

Однажды с Машей Ивановой мы шли по деревне и увидели, что один двор весь зарос крапивой. Она была выше наших макушек. Только тропочка вела от ворот к крыльцу. Мы обрадовались: «Столько крапивы! Прямо ешь до отвала!» — и постучали в дом. Вышла женщина в телогрейке и сером платке. — «Можно вашу крапиву рвать?» — «Бога ради! Рвите! Я не могу ее уничтожить!» И добавила: «Крапива, как вошь, в беду распостраняется» У нас с собой было ведро, женщина дала нам еще и корзину, и мы целый день таскали крапиву в детский дом. Руки у нас уже были такие обожженные, что мы ничего не чувствовали. Мы кончили и зашли с Машей в дом, поблагодарить женщину. — «Подождите-ка!» Она ушла и скоро вынесла нам по яйцу. Я не помнила, когда я в последний раз ела яйцо. Это было счастье — идти деревней домой и перекидывать из ладони в ладони горячее вареное яйцо.

После Васьки-Кота атаманом у нас был Володя-москвич, симпатичный круглолицый парень с длинными руками. К маленьким он относился хорошо, и вообще все дела его были не в нашей группе, а вне ее: он все время куда-то уходил, о чем-то сговаривался на крыльце с другими большими парнями. И он учил меня играть на шахматах. В шахматы с ним я играла очень много — игра отвлекала меня от моих невеселых мыслей. Я так увлекалась! И победить мне нужно было обязательно! Володя никого не бил, ничего ни у кого не отнимал и даже не ругался матом. Однажды только, когда он был голодный и я не дала ему хлеба, он стукнул меня по спине своей длинной рукой. Я так плакала. Он говорит: «Ну ладно, Настя, давай, не плачь». Я часто рассказывала ему о маме. Он говорил мне, что у него мама тоже есть. «Зачем же ты здесь?» Он не отвечал, спрашивал в ответ, где моя мама. «Забрали ее». Я рассказывала ему все события той ночи: стук в дверь, обыск, как рассыпалась по полу картошка, как мама попросилась выйти, а они не разрешили ей, и как она шла по коридору и кричала: «Женщины, у меня там дочь осталась…» Он переживал вместе со мной. — «Но все-таки, Володя, почему ты не с мамой?» — «Я убегал от нее». Почему, зачем — он не объяснял. «Я и отсюда убегу». Он побывал уже во многих детских домах, объездил всю Сибирь. И действительно, однажды, когда я уже училась в седьмом классе, он исчез. Но прежде случилась одна история, которая заставила меня по-другому посмотреть на него.