Но кто знал тогда, что выброшенные черепки разбитой посуды сослужат еще немалую службу историкам и, когда роскошный княжеский дворец давно уже будет разрушен и забыт, помогут установить его место!
«У Спаса бьют, у Николы звонят, а у старого Егорья часы говорят» – такова старая московская поговорка. То отбивая часы, то возвещая о празднике или о начале церковной службы, раздавался над городом колокольный звон. Иногда он звучал обыденно, иногда празднично, иногда грустно, иногда страшно и грозно. Колокольный звон – это не только часы, не только благовест, но и набат, призывающий народ на тушение пожара или на борьбу с врагом. Колокола были на каждой из «сорока сороков» московских церквей и на крепостных башнях, а в других городах, например в Новгороде, и на площади народных собраний. В русских городах еще до недавнего времени были ценители этой своеобразной музыки колоколов, готовые подолгу спорить о достоинствах и недостатках того или иного колокола, того или другого звонаря.
А в древности колоколам придавали особенно большое значение и не жалели на них затрат. И государевы литцы на Пушечном дворе лили не только грозные пушки, но и мирные колокола.
Отлить большой колокол было еще труднее, чем пушку. Здесь нужна была не только крепость и внешняя красота, но и особые качества звука. А при малейшей неточности расчета формы колокола, толщины его стенок на разных их участках или состава сплава звук не получался таким красивым, как требовалось.
Лили колокола, как и пушки, по модели, которую делали в натуральную величину из глины и воска. Для литья больших колоколов рыли в земле огромные ямы, в которых и делали эти модели и литейные формы. Вокруг ямы строили по нескольку печей, в которых расплавляли иногда тысячи пудов меди и олова.
И так же, как пушка, каждый колокол был единственным и неповторимым; как и пушка, колокол часто имел собственное имя; как и пушка, в Москве есть колокол, который называется «Царь».
История этого колокола отчасти написана на нем самом. «Лил сей колокол Иван Федоров сын Моторин с сыном своим Михаилом Моториным», – читаем на одной из надписей. Моторины – старинная семья московских литейщиков. Еще в 1617 году, когда на Пушечном дворе работал знаменитый Андрей Чохов, упоминается и литейщик Дмитрий Моторин.
Другая надпись повествует о том, что Царь-колокол отлит взамен ранее бывшего огромного колокола весом в восемь тысяч пудов (более 130 тонн). Этот древний колокол отлили в 1654 году, но только через четырнадцать лет он стал звонить: так трудно было поднять колокол из ямы и подвесить.
Современники дивились этому колоколу и писали, что для звона, чтобы раскачивать огромный его язык, якобы нужно было около сотни стрельцов. Так колокол звонил до 1701 года, когда пришел в негодность после одного из страшных московских пожаров. Ведь бронза плавится сравнительно легко, и достаточно было колоколу побывать в огне пожара, чтобы он хоть и не расплавился совсем, но потерял свои звуковые качества.
Тридцать лет колокол «пребывал безгласен», как говорится в надписи.
Почему же о нем вспомнили столько лет спустя? К этому были серьезные причины. Всего год назад в Москве от оспы скончался император Петр II. Стоявшая у власти группа дворян – членов Верховного Тайного совета – решила передать престол Анне Ивановне, дочери царя Ивана Алексеевича, который в молодые годы Петра Первого был его соправителем. Анна была тогда герцогиней Курляндской и влачила довольно жалкое существование. Приглашенная «верховниками», как тогда называли эту группу вельмож, на русский престол, она при поддержке большинства дворян, которых много съехалось тогда в Москву на коронацию, отказалась править при ограничениях ее власти Верховным Тайным советом и объявила себя самодержицей. Однако для России это означало уже с первых шагов новой императрицы лишь господство фаворита Анны, курляндца Бирона.
Но бывшая курляндская герцогиня проявила себя напоказ всему народу большой ревнительницей православной религии. Уже в первые месяцы своего правления она издала манифест о том, чтобы те народы России, которые еще не знают «христианского закона», были обращены в православие, как и все старообрядцы или раскольники, и чтобы все церковные службы отправлялись «благочинно и порядочно… так, как прежде сего при их величествах деде и отце нашем было». Стремясь вернуть Россию к порядкам, какие были при Алексее Михайловиче (ведь это он был ее дедом), Анна, наверное, вспомнила и про колокол, отлитый еще в его царствование.
Читать дальше