Игорь Минутко - В июне тридцать седьмого...

Совсем другой мир в рабочей слободе возле Брестского вокзала. Он милей Грише Каминскому, и люди, которые живут в слободе, милее и понятней. Здесь он свой среди своих. Ещё раньше, когда Гриша жил в Минске с родителями, он часто бывал тут у своих друзей. С каждым годом их у мальчика становилось всё больше и больше.

... Улицы немощёные, дома всё одноэтажные, построенные большей частью давно. Обитает в этих домах рабочий и конторский люд, почти все знают друг друга. Свои нравы и обычаи, дух независимости и демократизма. В слободу не очень-то любят заезжать и заходить по вечерам полицейские, а жандармским ищейкам, сыщикам с незапоминающимися физиономиями лучше не появляться. Предпочитало сюда не заглядывать и гимназическое начальство и классные воспитатели, а строгости в гимназии изрядные. Среди всяческих ограничений и это: воспитанники не имеют права появляться на улицах города после семи часов вечера.

Однако для гимназистов, живших в слободе, этот закон не писан.

И не было у Гриши Каминского большего удовольствия, чем независимая прогулка вместе с друзьями по слободе, по главной её улице, Московской, которая ведёт к железнодорожному мосту, два мира разделяющему.

Особенно любили друзья подниматься на этот мост. Под ним жила своей жизнью железная дорога: горели на путях разноцветные огни, перекликались маневровые паровозы, с грохотом проносились поезда, исчезая вдали... Дух странствий, путешествий, мираж неизведанного. Чаще билось сердце Гриши, он сжимал руку Лёве Марголину, говорил возбуждённо:

— Всё у нас с тобой впереди. Мы обязательно увидим весь мир! Как замечательно жить, правда?

— Правда... — отвечал его верный друг.

...Шестнадцать лет. Какая дивная пора жизни! Время телесного и духовного созревания, первые увлечения, обнажённость чувств в восприятии мира, мучительные вопросы: «Зачем я пришёл на эту землю? В чём смысл существования?..» И жажда знаний, стремление к новизне во всём, энергия действия, переполняющая тебя до краёв. И жизнь кажется бесконечной, смерти нет... А если уже в эти годы появилась высокая цель — приступы счастья почти постоянны: я знаю, для чего живу! У меня есть цель, и ей я полностью посвящу себя.

Именно так ощущал себя Гриша Каминский в 1911 году, поселившись в доме своего замечательного дяди Алексея Александровича. Первый ученик в классе, и преподаватели все в один голос прочат ему золотую медаль. Он выделяется среди сверстников — высокий, косая сажень в плечах, густая тёмно-русая шевелюра падает на большой, выразительный лоб, в темноватых глазах светится ум, доброта, напряжение мысли. Гриша полон физической силой, которую, однако, постоянно развивает в себе: по утрам обливается ледяной водой, занимается с гантелями, на катке нет ему равных среди конькобежцев. Идёт в толпе гимназистов — невольно выделяется среди своих сверстников: стремительный шаг, гимназическая шинель нараспашку даже в самый лютый мороз, слышен его энергичный, сильный голос — всегда что-то рассказывает друзьям. Или спорит.

И одно определённо: авторитет Григория Каминского и в гимназии, и в рабочей слободе вокруг Брестского вокзала был весьма велик.

Да, жизнь заполнена до краёв: учёба, книги, музыка, спорт, дружба... Но было ещё что-то в этом юноше — сильное, цельное, делающее его личностью среди своих товарищей. Он не мог открыть друзьям, что делает его жизнь осмысленной, яркой, именно цельной, — это было не только его тайной.

Революционная борьба — вот главный смысл его жизни. Как всё здорово получилось: дядя сам член социал-демократической партии, его неприметный дом давно стал местом нелегальных встреч революционеров — удобно: к сапожнику каждый день приходят клиенты. И нет у Алексея Александровича секретов от племянника. Наоборот, Григорий в курсе всех дел местных социал-демократов и постоянно выполняет самые разные задания (благо ещё с тех пор, как с братом Иваном ходил на сходки, знает он много людей в рабочем Минске): разнести подпольную литературу по адресам, которые держатся в цепкой памяти, ночью в депо разбросать листовки, проводить товарища, приехавшего из Вильно, на конспиративную квартиру.

Зимой 1911 года в доме дяди Григорий особенно сблизился с Ильёй Батхоном. Этот белокурый, сутуловатый человек с впалыми щеками появился однажды, держа в руках дырявые сапоги, спросил, как он сказал, «господина мастера» и пробыл в комнате Алексея Александровича несколько часов. Скоро он опять появился и снова с дырявыми сапогами. На этот раз дядя кликнул к себе Гришу, представил его незнакомцу: