Игорь Минутко - В июне тридцать седьмого...

— Если подобное повторится, — было заявлено, — сгноим в Сибири, в рудниках!

— Невежды! Держиморды! — неистовствовал Иван Николаевич. — Это же искусство! Аллегория! Нет там никаких намёков!.. А только борьба добра и зла! Призыв к свету! К знаниям! — Он смотрел на развалины театра, и слёзы стояли в его глазах. — Что за страна? Что за варварская страна?..

— Пойдём, Ваня, пойдём! Что ж теперь делать? — Елизавета Петровна, взяв мужа за руку, как маленького, увела домой. — Ничего. Придумаем что-нибудь!

— Правильно, Лиза! — Лицо Ивана Николаевича уже пылало энтузиазмом. — Придумаем! Обязательно придумаем!

И скоро был придуман водопровод.

Это был совершенно поразительный водопровод! Дело в том, что вся рабочая окраина, где обитали Марголины, пользовалась редкими колодцами. А тут — при минимальных затратах — свежая вода в каждом доме. Иван Николаевич, исследовав самый глубокий колодец на склоне овражка, высчитал направление водоносного слоя, который шёл «по азимуту» и пересекал все окрестные улицы. Было рассчитано, где надо пробурить скважины и поставить совсем небольшую водонапорную башню (весь прилегающий район был одноэтажным), естественно, башня была инженерно рассчитана, прилагались чертежи. Но самым оригинальным способом намечалась подача воды: Иван Николаевич предполагал вместо железных труб под землёй («И дорого, и трудоёмко», — говорил он) провести надземные водостоки из крытых деревянных желобов, поднятых над улицами специальными, тоже деревянными, подпорками.

— Нечто вроде миниатюрных акведуков, — пояснил домашним изобретатель. — В каждый дом вода подаётся тоже по жёлобу с задвижкой у крана. Отодвинул задвижку, набрал, сколько нужно, воды, опять задвинул. — Иван Николаевич посмотрел на жену. — И тебе, Лиза, не придётся тяжёлые ведра для стирки таскать с соседней улицы.

— Хорошо бы, Ваня, — вздыхала Елизавета Петровна и отводила взгляд в сторону.

— За патент, — убеждённо и яростно говорил Иван Николаевич, — нам, конечно, заплатят изрядную сумму, я сам с несколькими мастерами произведу всю работу, а потом, уверен, городская управа даст мне должность смотрителя водопровода. Возможно, понадобится ещё два работника...

Все расчёты, чертежи, а также суть самого предложения под названием «Водопровод Марголина и сыновей» (Иван Николаевич думал о будущем), изложенная на пяти страницах, были отвезены в городскую управу.

И — невероятное дело! — очень скоро пожаловала комиссия из пяти человек во главе с инженером Путейко Дормидонтом Ниловичем. Комиссию водил к колодцу у овражка старавшийся сдержать волнение Иван Николаевич, показывал, где, по его расчётам, проходит водоносный слой (надо сказать, расположение редких колодцев это подтверждало), отвечал на вопросы, давал разъяснения, толковал чертежи.

— А как же зимой? — спросил один из членов комиссии. — Замёрзнет?

— Водопровод будет закрываться на два зимних месяца, — ответил Иван Николаевич. — Декабрь и январь. Но и при температуре минус десять гарантирую бесперебойную подачу воды. Вот расчёты...

Итог, к которому пришла комиссия, подвёл Дормидонт Нилович Путейко:

— Гениально, батенька! — сказал он, почёсывая пальцем с длинным ногтем в седом баке. — Не нахожу слов восторга. Нет, господа, не иссякла талантами земля российская! Доложим генерал-губернатору, обсудим. Думаю, результат будет положительный.

Комиссия отбыла, а Иван Николаевич, все его чада и домочадцы возликовали: наконец-то!

— Ну, Лиза, каково? — только и смог промолвить глава семейства.

Официальный ответ пришёл через месяц. На голубоватой гербовой бумаге с императорским двуглавым орлом наверху и грифом городской управы Минска чётким канцелярским почерком было написано: «Уважаемый господин Марголин! Ваш проект деревянного водопровода для семи улиц г. Минска не может быть принят к исполнению. По двум причинам. Во-первых, дерево супротив железа это что день супротив веку. Во-вторых, властями разрабатывается прожект снабжения водой посредством водопровода всего Минска сроком осуществления оного за двадцать пять — тридцать лет, то есть примерно к 1930 году». Стояло несколько подписей. Среди них росчерка Дормидонта Ниловича Путейко не было.

Иван Николаевич несколько дней пролежал на кровати, отвернувшись к стене, и ни с кем не разговаривал.

Свидетелем ещё одного «прожекта» Марголина-старшего был Гриша Каминский.

Однажды, придя к Лёве (они договорились вместе учить уроки) и открыв дверь в переднюю, Гриша чуть не задохнулся: навстречу ему дохнуло таким зловонием, что он в ужасе отпрянул. Вторая дверь, ведущая в комнату, где обычно Елизавета Петровна стирала бельё, была приоткрыта, там что-то клокотало и булькало, оттуда валил желтоватый пар и слышались голоса родителей Лёвы.