— Да.
— Одобряю. Очень даже одобряю. Ты выбираешь себе замечательную профессию. — Илья Батхон сухо покашлял в кулак. — Только вот что, Гриша... Может быть, тебе вначале придётся заехать в Питер...
— В Питер? — в волнении перебил Каминский.
— Именно. Недели через две-три. Надо будет отвезти очень важные партийные документы. Наш обычный связной, судя по всему, арестован. Или в пути, или в самом Петербурге. Сведений пока нет. Ты понимаешь, какая ответственность ляжет на тебя? Две явки, документы, деньги получишь перед самым отъездом. А из Петербурга — да будет с тобой удача! — в Москву. Кстати, мы тебе дадим и московские явки. На первый случай. Ведь у тебя там никого нет?
— Как говорит Александр Криницкий, в Москве замечательное минское землячество студентов.
— Вот и отлично. — Батхон внимательно посмотрел на Григория. — Криницкий знает о тебе всё?
— Все, кроме главного.
— Больше вопросов нет, — засмеялся Илья. — И последнее. Приказ: до отъезда прекращаешь всякую партийную работу. Занятия твоих кружков, увы, тоже отменяются.
— А госпиталь? — спросил Каминский.
— Разве что госпиталь. Но, Гриша, предельная осторожность. Они ни в коем случае не должны найти тебя.
— Они меня не найдут. Я изменю внешность.
Неожиданно ещё одно событие сделало поездку в северную столицу особенно желанной.
...Однажды, в конце марта, в госпиталь пришёл Дмитрий Тыдман. Григория и ещё двух гимназистов он застал во дворе сазоновского особняка — братья милосердия пилили и кололи дрова.
— Гриша, мне надо поговорить с тобой, — сказал Дима.
Они сели на высокое крыльцо дровяного сарая. Был полдень, стоял ясный, по-весеннему тёплый денёк.
— Только в госпитале тебя и можно найти, — продолжал Тыдман, преодолевая неловкость. — Где ты? Что ты?.. Хотя бы зашёл когда-нибудь.
— Всё дела. — Каминский прямо посмотрел в глаза давнишнего друга. — Ерунда какая-то, Дима. Это всё я виноват, прости. — И огромное облегчение испытал Григорий. — Да, да! Не перебивай, пожалуйста, — только я. В общем, всё как прежде, верно?
— Да! — Дмитрий порывисто обнял Каминского за плечи. — Наша дружба не может кончиться вот так, по-идиотски.
— Верно, всё, что было, — идиотство, — засмеялся Каминский. — Ну, рассказывай, что у тебя и как? Есть новости в гимназии?
— Никаких особых новостей. Готовимся к экзаменам. Зубрим, братцы, зубрим. — Дмитрий заглянул в глаза друга. — А ты, значит, в Москву, в университет?
— Да.
— И скоро?
— Скоро.
«Нет, даже Диме я не могу сказать про Петербург», — подумал Каминский.
— Значит, расстанемся. — Дмитрий помедлил несколько мгновений. — Я за последнее время получил несколько писем от Оли. Она спрашивает о тебе...
— Обо мне? — вырвалось у Григория. И сразу колоколом забухало в груди.
— Да, почти в каждом письме. Вот в последнем — тоже. Я потому и пришёл к тебе. Прочитай, если хочешь. Там секретов нет.
— Неудобно как-то... — Григорий ничего не смог поделать с собой: лицо его пылало.
— Нет, ты всё-таки прочитай, — настаивал Дмитрий.
«Милый брат! — читал Каминский. — Всего лишь несколько строк, чрезвычайно занята. У меня, если можно так сказать, всё хорошо: курсы поглощают свободное время, да ещё вторые курсы — учусь на сестру милосердия. Собралась в действующую армию. Отцу пока ничего не говори. Не надо лишних семейных волнений...
Что ещё? Бываю в театрах, на литературных вечерах. Ваш Маяковский мне просто претит: крик, поза, всех бы ему раздражать. А вот Игорь Северянин — прелесть.
Вообще Питер кипит. Митинги, демонстрации, по вечерам Невский заполнен народом. Все, по-моему, раздражены и ждут чего-то.
Да! Почему же ты ничего не пишешь мне о Г.К.? Можешь передать ему, что хуже всех из политических партий ведут себя большевики. Надо же додуматься: призывать к поражению в войне! Желать позора собственному отечеству! И всё-таки я хотела бы с ним увидеться, поговорить. Я бы даже сама написала ему, да не знаю адреса.
Передай отцу, что деньги у меня кончаются. Писать ему об этом я не намерена. Мы, как ты знаешь, с ним крупно поссорились из-за Алексея, и первой на примирение я не пойду.
Засим обнимаю тебя. Сдавай экзамены только на отлично.
Твоя старшая сестра Ольга».
— А что у неё с этим Алексеем? — спросил Каминский, стараясь казаться совершенно спокойным.
— Не знаю. Она о нём никогда ни полслова. Только вот а этом письме упомянула.
— Ты дашь мне Олин адрес?
— Конечно! Напишешь ей?
Читать дальше