— Если вы, меньшевики и эсеры, революционеры, то чему радуетесь? — Он обращался к залу и к президиуму. — Что революция может утонуть в крови народа? Но революция не погибнет! Она — победит!
Григорий Каминский сел, а зал пришёл в движение, взорвался возгласами:
— Да здравствует социалистическая революция!
— Долой большевиков!
— Мы не раз погибали на баррикадах!
— И сидели в тюрьмах за народное дело!
— Вся власть Советам!..
...Восленский звонил в колокольчик. Когда установилась относительная тишина, он сказал Дзюбину, и торжество звучало в его голосе:
— Продолжайте, пожалуйста.
— Да, да! — Сергей Родионович зашуршал листами бумаги. — Блок тульских организаций меньшевиков и эсеров по вопросу о власти предлагает Тульскому Совету рабочих и солдатских депутатов следующую резолюцию. — И он стал читать, стараясь за монотонностью голоса скрыть своё волнение: — «Правительство, созданное частью съезда Советов на почве свершившегося переворота, является чисто большевистским. Оно не может встретить поддержки во всей организационной демократии и, признанное одной партией, лишено достаточной опоры в стране. Раскол в рядах демократии толкает правые элементы к новому сближению с имущественными классами. И теперь контрреволюция под предлогом подавления большевистского восстания мобилизует свои силы для удушения революции...»
Тишина в зале была такая, что слышно было потрескивание фитилей в коптящих керосиновых лампах.
— «...Гражданская война, грозящая стране неслыханными потрясениями и кровопролитиями, — читал Дзюбин, — ведёт к бессилию демократии и гибели революции. В этих условиях справиться с хозяйственной разрухой, привести страну к миру, разрешить вопрос о земле, обеспечить созыв Учредительного собрания может только демократическая власть, созданная и признанная всеми частями организованной демократии. Фракция меньшевиков и эсеров, отвергая захват власти большевиками, обращается ко всем лагерям демократии с решительным требованием восстановить единый революционный фронт, чтобы революция не захлебнулась в крови солдат, рабочих и крестьян».
Сергей Родионович Дзюбин покинул трибуну.
Зал хранил молчание.
Кауль и Восленский обмолвились несколькими фразами.
Константин Александрович поднялся на трибуну.
— Приступаем к голосованию, — сказал он. — Голосование будет поимённым и, вместе с подсчётом голосов, займёт много времени. Поэтому гости заседания, которые желают, могут покинуть зал.
Ни один человек не поднялся со своего места...
— Ставится на голосование резолюция большевиков. — Восленский поднёс к глазам (он был близорук) лист бумаги. — Первой голосует фракция интернационалистов. За или против... — И он начал читать с листа: — Емельянов!
— Против! — прозвучал голос из зала.
— Лейтейзен!
— Против! — сказал Гавриил Давидович, он одиноко сидел в президиуме, единолично представляя там свою малочисленную фракцию.
— Николаев!
— Против!..
...Прохор Заикин и Семён Воронков и в казарме были соседями по нарам, и в караул всегда их вместе ставили — так уж повелось: односельчане, неразлейвода, хотя споры у них и разногласия постоянные, всё больше на политической основе: Прохор — большевик, Семён — меньшевик, вот вам и полемика, раздоры и выяснения отношений. Впрочем, словоохотлив да задирист Прохор Заикин. Воронков же Семён всё больше отмалчивался, особенно в последнее время, какая-то большая дума его одолевает, а может быть, настиг разлад с самим собой: не может в чём-то важном, ответственном определиться — и вот хмур, задумчив, на себя не похож. Ведь поначалу, как революция грянула, — первый был Воронков на митингах и сходках, во всё встревал, глотку драл, где надо, а где и помолчал бы, — первое дело, хлебом не корми, только допусти с народом потолковать, душу выкричать. И вдруг примолк, всё в себе переживает.
А Прохор большой охотник до разговоров, впрочем, и не обязательно политических.
Вот и сейчас — а заступили они в караул в ночь с тридцатого на тридцать первое октября 1917 года — вторые ворота арсенала Тульского оружейного завода охранять, — покалякать бы... С боков у них ещё двое ворот, и там тоже по паре солдат караула — прикладами винтовок гремят, тихо переговариваются, иногда цигарка раскурится, подбородок солдатский коротко осветит. Чуть в стороне — небольшой домик о двух комнатах с чуланом, однако ж там и печка тебе топится, и диван мягкий, и самовар горячий — помещение для коменданта арсенала или его заместителей. Обычно в ночь заместитель какой — их три всего — и дежурит, а сегодня сам товарищ Сергеев Павел Панкратович, начальник караула, на ночное дежурство пожаловал, всех караульных обошёл, за руку с каждым поздоровался, в лица внимательно вглядываясь. К чему бы?.. И вот что интересно Прохору Заикину — сегодня в карауле четыре большевика, один беспартийный и всего один меньшевик, Семён Воронков, как вы догадываетесь.
Читать дальше