Евгений Салиас - Филозоф

И москвичи тоже повеселели. Коли будет бал у Телепнева-князя, то уж ахтительный.

Было, однако, одно существо в бутырском доме, которое не только не радовалось и не суетилось, а, напротив, горевало.

Княжна Юлия ходила слегка бледная, иногда украдкой утирала слезы. Утешать ее было некому, ибо все кругом сбились с ног. Отец ничего не замечал, а тетке было некогда.

Егузинская не раз приезжала из города и уезжала тотчас же. Повидавшись и переговоривши с князем, она спешила в Москву ради общих хлопот. Что касается князя Егора – он совсем смотался, помогая отцу сделать пир на весь мир.

А княжне Юлии было о чем грустить и плакать. Во-первых, возлюбленный ее снова в Москве, но ей не кланяется и никаких вестей о себе не подает.

Во-вторых, нечто страшное висит над головой девицы, роковое, ужасное, сердце щемящее…

Ну, вдруг, на грех и на горе, да приглянется она графу Орлову!

«Что тогда делать?!» – плакала мысленно Юлочка. Она, любящая своего Алешу Галкина, да иди за Орлова. Что ей графство – ей, княжне, что его состояние ей – богатой невесте?

В воскресенье князь-филозоф встал рано: ему не спалось. Едва он оделся, как пошел бродить по дому, где всюду шли всякие приготовления к балу. Но князь Аникита ничего не видел и будто не сознавал, где он, что делает и что происходит кругом него. Он был весь поглощен одною мыслью – ожиданием появления именитого гостя.

– Чем все это кончится? Ничем! Или чем-нибудь? Или всем!

Ничем – значило: одной беседой. Чем-нибудь – значило: сватовством и свадьбой Юлочки. Всем – значило много… «Все» – это было осуществление всех его честолюбивых мечтаний и замыслов еще времен… бироновских.

Почет, власть, сила!

И Филозоф совсем растерялся от волнения, ходил как угорелый, глядел как шалый. На доклады и вопросы людей он странно хлопал глазами и будто рычал. Изредка он шептал, а раза два произнес громко и тревожно:

– Ах ты, Господи! Вот…

Наконец, около полудня, роковая минута наступила. На дворе застучал экипаж. Щегольская карета, каких дотоле еще не видала Москва, остановилась у подъезда.

Князь, застигнутый в зале близ прихожей, не пошел своею обычною походкой, а бросился бежать рысью… Но не на встречу, а в самую последнюю горницу дома.

«Пущай холопы ищут для доклада!.. А он подожди!» – мелькнуло в его голове.

Чрез минуты три вся стая лакеев, ринувшаяся по дому искать барина, разумеется, все-таки нашла его там, где он почти запрятался.

– Его сиятельство, граф! Его сиятельство, граф! – доложил лакей и еще раза три повторил то же самое на все лады, очевидно от волнения и перепуга.

– Слышу! Чего заладил! Сорока! – каким-то странным голосом отвечал князь и тихою походкой двинулся к зале, из которой только что прибежал…

Но в следующей же горнице, диванной, навстречу ему кинулся Финоген Павлыч и, запыхавшись, доложил:

– Граф Алексей Григорьевич с господином Галкиным.

– Что?! – воскликнул князь. И, окаменев на месте, как истукан, он вытаращил глаза на старика.

Финоген Павлыч повторил то же самое, слегка смутясь от голоса и лица князя.

– Галкин. Офицер Галкин с ним? Почему?

– Не могу знать-с, – ответил старик. – Я их признал верно. А почему они с графом, не знаю-с.

Но князь уже овладел собою, насупился и выговорил глухо:

– Вестимо, дурак, не знаешь. Не тебя и спрашивают!..

И князь снова спросил то же самое, но уже мысленно и как бы себя самого…

– Почему? Зачем Галкин? Что это значит? Это нахальство. Он не может не знать, что я эту галку в дом пускать не желал. Это насильство.

– При графе в адъютантах состоят, должно, – робко вымолвил Финоген Павлыч…

– Умница, Финоген, – быстро выговорил князь. – Так! Так! Мне на ум не пришло. Умница!

И князь уже скорее двинулся к прихожей, ибо времени прошло довольно много. Хозяин уже становился невежлив по отношению к гостю за такое промедление.

«Сестрица не говорила, что он его адъютант, – думал, однако, князь, подвигаясь быстрее. – Так с собою прихватил? Без умысла! или с умыслом? По службе он с ним? или по знакомству? Если же прихватил мне в противность, то я… Да, я вам обоим покажу, как со мной насильствовать. Я вам сейчас покажу. Особливо тебе, галка… Увидишь».

Князь вошел в залу и прибавил еще шагу, любезно и даже несколько заискивающе улыбаясь. Пред ним были два офицера, два богатыря в совершенно одинаких мундирах, оба красивые, молодые.

Едва только князь появился в зале, как один из них двинулся вперед, приветливо улыбаясь, протянул руку и выговорил звучным голосом: