Сергей Алексеев - Скорбящая вдова [=Молился Богу Сатана]

– Не бойтесь, князья, пытайте. Я здесь не умру. Смерть меня ждет в Боровске.

– Никто не ведает где. Се Божий промысел. Ужо бы призналась, покаялась, слово в сам замолвил, и смерти не бывать ни здесь и ни в Боровске. Ох, коли в ведала, яко страдает царь! Яко уповает он на Господа, чтоб просветлил твой разум…

– Не лукавь-ка, князь, голой рукой не возьмешь.

– Ох, боярыня, свет Феодосья! Муки смертные…

– Феодора я ныне…

– Слыхал, ангельский чин приняла… И слава Богу! Вели, что царю сказать? Часа не минет, как спросит.

– Передай, я постриг приняла, чтобы Господу быть покорной, но не ему.

– Мы Господу все покорны. Да на Земле – царям. Смирись же, черница, покайся, открой, где схоронили Истину. И государь простит, именье вернет…

– А сына, коего немцы удушили?

– От хвори умер он, Господня воля. Что проку, государыня, противиться царю? Ты овдовела, и ныне сына нет, именья. Убыток так велик, что свара с государем ничего не стоит. Верни ему то, чем владел он по праву.

Держась за дровни, она встала.

– Се верно, князь Иван. Велик убыток, все пропало, все обратилось в персть. И где схоронили Истину, не ведаю. Нет ничего у меня, а есть токмо два перста. Сии два перста, коими я в силах сражаться с иродом царем. И с вами!

Князь Воротынский стерпел.

– Ты ведь жена – не воин. К лицу ль тебе сражаться?

– А царю со мною? К лицу ли вам, князья светлейшие, на дыбе мучить жен?

– Мы слуги государевы…

– Нет, князь Иван, не слуги вы – рабы презренные! Вы псы матерые! В былые времена вам было в место лишь на царской псарне. А ныне у престола вы!.. Егда же у престола псы цепные, коем едино, что длани полизать царю, что бабу разорвать на дыбе… Егда вы у престола, царь тоже пес, токмо с великими клыками.

Терпенье лопнуло у князя. Сорвавши плат, он взял вдову за космы и поволок было к огню – вдова противилась, смеялась:

– Сие добро! Да токмо силы мало. Эй, раб Яков? Чего встал? Позри, умучался уж раб Иван!

– Как смеешь оскорблять? – взъярился Одоевский. – Мой род от царственных князей! Ужо в сей час повеселишься…

Схватив за плечи, бросил на колени и руки стал вязать. Боярыня лишь усмехнулась:

– Имея родовую честь, поднимется ль рука вдову, черницу распинать на дыбе? Ты ж род свой в грязь втоптал и кровью полил!

Волынский суетился, пугаясь, восклицал:

– Святая! Ей же ей, Святая!.. Худое мы творим!

– А ну-ка, подсоби! – прикрикнул князь Иван.

Втроем впряглись, поволокли к костру, однако же вдова завязки порвала и вскинулась рука.

– Стой, вороные! Тпру!.. Покаяться хочу допреж огня.

– Свершилось, Господи!.. Покайся! – с земли подняли на колена.

Боярыня к огню оборотилась и наложила крест двоеперстный.

– На что вам Истина, князья, коль чести нет? А ежели в была, в сей час бы указала. Опомнитесь! Ваших дедов умучили цари, да не сломали. А что же вы? С какою кровью в ваши жилы попала кровь рабская?

Взъярился Воротынский.

– В огонь ее! Что встали?

– Постойте, князи, я не все сказала… Не жаль меня – род пожалейте свой! Не пачкайте моею кровью! Царя боитесь? Но побойтесь Бога! Не балуйте царей, вас заклинаю! Не балуйте царей…