Лайош Мештерхази: В нескольких шагах граница...

На пограничных заставах, как известно, имеются полицейские собаки. Но как они могли напасть на наш след? Лишь много позднее я сообразил: ведь с ними были плащ и порыжелая куртка, оставленные нами в Дьёре! Они видели, куда мы пошли из поселка, и стали прочесывать лес, но тщетно; тогда они дали понюхать наши вещи ищейкам. Собаки напали на след в лесу, и теперь преследователи были уверены, что это мы. За нами пустилась вся свора.

Не понимаю одного: как это им сразу не пришло в голову натравить на нас собак. Возможно, они думали, что у нас есть оружие? Или, может быть, в смятении просто забыли об этом? Теперь они открыли стрельбу, но пули не достигали нас. Мы даже не слышали их свиста. В лесу мы изменили направление и побежали во весь дух.

Мы поднялись на холм, потом спустились с него – подъем, надо сказать, был очень крут. Не знаю, долго ли мы бежали, путь казался длинным, бесконечно длинным. Но зато лай как будто немного отдалился. Мы отбросили все предупредительные меры и бежали уже все трое вместе. Старик больше не требовал, чтобы мы держались позади. Наши условные знаки – поправить шапку, закурить и прочее – теперь уже не играли роли. Он знал, что пограничники сюда не заходят даже случайно. А если какой и зайдет, все равно…

Мы скатились с холма. Внизу лес поредел. У нас захватило дух: справа поднималась высокая скала, закрывая от глаз весь мир, а под ногами зияла глубокая бездна; дна ее не было видно, его поглотила тьма.

– Не глядите вниз, – прошептал старик, – голова закружится! Повернитесь к лесу лицом и идите!

Мы секунду передохнули на гладкой площадке величиной с балкон средних размеров. Старик шагал впереди. Он, прижимаясь к скале всем телом, нащупывал место, куда поставить ногу на узком выступе, шириной не больше пяди. Наверняка это был путь отважных, презирающих смерть контрабандистов…

– Ставьте ноги только туда, куда я! Не бойтесь, главное – соблюдайте точность! Всего несколько шагов. Глядите, там уже твердо может стоять человек…

В самом деле, этот головокружительный кусок был не длиннее двух-трех метров. Выступ затем расширялся в дорогу, которая сначала шла по скале, а потом снова по подножью леса. Старик, как только миновал опасную зону, кинул мне конец ремня, висевшего у него на плече.

– Идите по одному, обвяжитесь у пояса! – сказал он. – Это придает уверенность.

Я укрепил на себе веревку и пошел на ощупь. Беда была в том, что на каждом обломке нога моя соскальзывала и меня тянуло смотреть вниз. Но я знал, как это опасно, и шел, закрыв глаза.

На лице я ощутил тепло желто-белой известковой скалы. Час назад ее еще грело солнце.

Наконец я успешно переправился, и мы кинули ремень Беле. Теперь мы двое держали конец, значит, несчастья быть не может; в худшем случае он оцарапается, если соскользнет. Но он перешел благополучно.

– Пойдемте скорей! Бояться нечего, с той стороны пропасти до границы всего несколько метров. Не жалейте сил, отдохнете там.

Дорога по склону бездны круто шла вниз. Вблизи оказалось, что пропасть не очень глубока: метров, может быть, тридцать – сорок. Но у скалы склон ее был узок и обрывист, как стена. Что ж, и тридцати – сорока метров довольно, чтобы сорваться, ведь это высота десяти – двенадцати этажей.

Мы достигли дна узкой пропасти. Там было сухо, ни единого ручейка; лишь побелевшие камни – высота их доходила до трех метров – указывали, какая масса воды обычно низвергалась сюда во время ливней.

Почти совсем стемнело, и дорогу нам показывали зацепившиеся за светлые скалы темные кусты. Старик, как всегда, шел впереди, словно петляя по извилистой дороге и цепляясь за ветки. Двигаться было уже не так опасно, потому что эта сторона пропасти была более отлога, менее крута, чем другая. Но дорога была утомительна. Сердца наши так сильно стучали, что мы, казалось, слышали их биение.

В это время наши преследователи тоже достигли скалы.

Собаки дико скулили – они пошли бы по следу дальше, но боялись. Они пытались снова и снова, но когти их скребли и скользили по скале, и они испуганно возвращались. Если провести в воздухе линию, она составила бы не более тридцати метров – вот на каком расстоянии были от нас преследователи. Я хорошо слышал, как они препираются.

– Они могли пойти только туда.

– Ведь вы видите: даже собаки…

– Другой дороги здесь нет, только эта.

– Как нам идти, господин инспектор? Если бы были хоть какие-нибудь веревки…

Если б преследователи так не вопили, то услышали бы шум, который производили мы, переползая от куста к кусту; но они не слышали и не видели нас – мы наполовину были скрыты скалой.