Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 1

– Я не могу допустить, чтобы Аврелия жила в доходном доме, – ужаснулся Котта. – Нет, я выделю сорок талантов на покупку дома, а остальные шестьдесят вложу в какое-нибудь надежное дело.

– Имение на ее собственное имя, – упрямо повторил Цезарь.

Он закашлялся и с трудом справился с удушьем. Котта налил в кубок вина, вложил в руку Цезаря и помог поднести к губам.

– Теперь лучше, – поблагодарил Цезарь немного погодя.

– Наверное, мне следует зайти в другой раз, – сказал Котта.

– Нет, давайте сейчас выясним все до конца, Марк Аврелий. Обоим нам не слишком по душе их союз. Что ж, в таком случае, не будем устилать их путь цветами. Пусть узнают цену любви. Если они действительно любят друг друга, некоторые трудности только крепче соединят их. Если нет – ускорят разрыв. Сделаем так, чтобы все приданое Аврелии осталось у нее. Этим мы не унизим моего сына. Имение, Марк Аврелий! Оно должно быть хорошо устроено. Так что постарайтесь нанять для осмотра людей честных. И, – добавил он шепотом, – не особо придирайтесь к его местоположению. Рим быстро растет, а рынок недорогого жилья куда стабильнее рынка дорогих домов. Когда наступают тяжелые времена, обеспеченные люди беднеют. Поэтому на более дешевое жилье всегда найдутся съемщики.

– О, боги, моя племянница не будет обыкновенной домовладелицей! – закричал взбешеный Котта.

– А почему бы нет? – спросил Цезарь, устало улыбаясь. – Я слышал, она – необыкновенная красавица. Почему бы ей не соединить эти две роли? Если получится – как знать – не придется ли ей еще раз подумать, стоит ли выходить замуж за моего сына.

– Она действительно очень красива, – сказал Котта, широко улыбнувшись. – Я приведу ее к вам, Гай Юлий, и вы сможете убедить ее в чем хотите, – он встал и положил руку на костлявое плечо собеседника. – Вот мое последнее слово: пусть Аврелия сама распорядится своим приданым. Вы предложите ей купить имение, а я – дом. Годится?

– Годится, – сказал Цезарь. – Только пришлите ее побыстрее, Марк Аврелий! Завтра, в полдень.

– Вы скажете сыну?

– Конечно. Он может и доставить ее.

Обычно Аврелия не раздумывала, что надеть. Она любила яркие цвета, любила их сочетать – но со строгим расчетом. Тем не менее, зная, что за ней должен зайти жених и отвести ее к своим родителям, она засомневалась. Наконец, выбрала нижнее платье из тонкой светло-вишневой шерсти, а поверх – розовую драпировку, достаточно тонкую, чтобы более глубокий цвет платья был виден. Поверх – еще одна драпировка, более бледного розового оттенка – тонкая, как свадебная вуаль. Она приняла ванну, затем надушилась розовым маслом, волосы зачесала назад и уложила в узел. От предложения матери нанести немного румян она отказалась.

– Сегодня ты слишком бледна, – возразила Рутилия. – Ты волнуешься. Ну же, расслабься! Всего лишь мазок румян на щеки… И подведи глаза.

– Нет.

Бледность ее тут же прошла, когда за ней зашел Гай Юлий Цезарь-младший: все краски, о которых сожалела мать, заиграли на лице Аврелии.

– Гай Юлий! – она протянула ему руку.

– Аврелия! – он взял ее за руку. Что делать дальше, они не знали.

– Ну идите же, до свидания! – Рутилия раздраженно напутствовала: так странно было из-за этого привлекательного молодого мужчины терять своего первого ребенка… Замужество дочери как бы старило ее саму, чувствовавшую себя все еще восемнадцатилетней.

Они тронулись в путь. Кардикса и галлы плелись сзади.

– Я должен предупредить тебя: мой отец болен, – сказал Цезарь. – У него злокачественная опухоль в горле. Мы боимся, что он скоро покинет нас.

– О!

Они повернули за угол.

– Я получил твою записку, – сказал он, – и поспешил встретиться с Марком Аврелием. Не могу поверить, что ты выбрала меня!

– А я не могу поверить, что встретила тебя.

– Думаешь, Публий Рутилий сделал это специально?

Она улыбнулась:

– Наверняка!

Они прошли до конца квартала, снова повернули за угол.

– Вижу, ты не очень-то разговорчива.

– Да.

Вот и все, о чем они успели поговорить, прежде чем дошли до дома Цезарей.

С первого взгляда старший Цезарь понял, что не прав. Это не избалованная, капризная красотка! Она действительно была необыкновенной красавицей – но красота ее не отвечала общепринятым стандартам. Наверно, из-за этой-то непохожести ее и называли «необыкновенной». Какие красивые дети были бы у них… Но их детей ему уже не видеть…

– Садись, Аврелия, – его голос был едва слышен, поэтому он подтвердил приглашение жестом. Стул стоял так, чтобы Цезарь мог видеть невестку. Сына он усадил с другой стороны.