Вячеслав Шапошников - К земле неведомой - Повесть о Михаиле Брусневе

На вопросы о тех, кто «проходил» по одному с ним «делу», отвечал: Ивана Павлова Епифанова он знает как товарища по Технологическому институту, загем случайно оказался с ним вместе на службе, в последнее время нанимал в квартире Епифанова и его жены Анны Федоровны две комнаты; как бывшего студента Технологического института он знает и Леонида Красина, которого, однако, давно потерял из виду; с Егуповым познакомился в Москве, но при каких обстоятельствах, этого объяснять не желает; Петра Кашинского, Болеслава Квятковского, Михаила Терентьева, Павла Филатова, Ивана Борзенко и Михаила Красильникова он совсем не знает и даже не слышал никогда их фамилий, виновным в принадлежности к какому-либо тайному обществу или революционному кружку себя не признает…

Этот первый допрос дал Михаилу понять, что арестован даже кое-кто из побочно связанных с их организацией.

Поскольку подполковник Дьяков ничего не спросил его о Федоре Афанасьеве, он решил, что тому удалось избежать ареста.

Так оно и было. В то утро, когда Михаила арестовали, Афанасьев, выйдя от него на рассвете, заметил за собой «хвост», он долго плутал по Москве, пытаясь оторваться; это удалось ему только к вечеру в толчее Каланчевской площади. Потом исхитрился забраться в вагон товарного поезда, отправлявшегося до Твери. R Твери он купил билет до Петербурга. Так через год Афанасьев снова оказался в столице, где перешел на нелегальное положение.

4 мая, в сопровождении жандарма, Михаил был перевезен в Московский губернский тюремный замок — Таганку.

Таганская тюрьма считалась едва ли не образцовой. Чисто выбеленные стены коридоров, натертые графитом до блеска полы, надраенные до сияния поручни перил.

Увы, и здесь Михаил был заключен в одиночную камеру. Правда, «вид из окна», если встать на табурет и заглянуть в зарешеченное оконце, находящееся почти под потолком, тут был не тот, что в Сретенской тюрьме: там можно было видеть лишь глухую кирпичную стену, здесь — башни Кремля, золоченые маковки церквей. Надзирателей не слышно, бесшумны их шаги по коридорам, поскольку обуты они в валенки. Лишь иногда, когда в камеры передают пищу, хлопают дверные окошечки-«волчки».

Еще при подъезде к Таганке Михаилу вспомнился сентябрь прошлого года, вспомнились слова старичка, объяснявшего ему, как добраться до новой квартиры Кашинского: «Там новая тюрьма построена. Вот вы на нее путь-то и держите…» Не знал он тогда, шагая мимо этой тюрьмы, что именно в ней ему придется оказаться через каких-то восемь месяцев…

В этот же день прокурором Московской судебной палаты Акимовым был отправлен рапорт на имя министра юстиции о том, что «начато формальное дознание о технологе Михаиле Иванове Брусневе, сыне капитана Михаиле Михайлове Егупове, студенте Московского университета Иване Антонове Квятковском, технологе Иване Павлове и жене его Анне Федоровой Епифановых, обвиняемых в преступлении, предусмотренном 250 ст. Уложения о наказаниях…».

В рапорте сообщалось:

«… 26-го того же Апреля, в г. Киеве, по требованию Московского обер-полицмейстера, был задержан и обыскан студент Московского Университета Петр Моисеев Кашинский, при котором оказалось письмо крайне конспиративного содержания…»

Спустя два дня, на очередном допросе Егупова, подполковник Дьяков заговорил с ним об этом письме:

— При аресте вашего товарища Петра Моисеева Кашинского было при нем обнаружено письмо, подписанное инициалами «М. М. Ег.». Нетрудно определить, что письмо это было писано вами. В этом письме вы просите своего знакомого, имя и фамилия которого не названы, оказать содействие подателю сего письма, поясняя, что этот податель должен «обнюхать все, что ему нужно, и не только ознакомиться с тактикой и выдержкой людей, считающих себя готовыми, но и с группами, если они серьезны, а не московские болтуны…». Затем вы пишете: «Новинок у нас вдоволь. Для вас была припасена полная библиотечка, именно та, которую вы просили. Жду вас после ваших экзаменов. Сообщите Борзому, что на пасхе был у нас Земец из его Палестин и увез библиотеку на сорок рублей…»

Оторвавшись от чтения, подполковник устремил на Егупова свой допытливый жандармский взгляд:

— Нуте-с… Объясните, истолкуйте это письмецо… Авторство свое вы, по крайней мере, не отрицаете?

— Писал я…

— Вот и прекрасно! Итак, жду объяснений… Прежде всего: кому написано письмо?..

— Написано оно лицу, с которым я познакомился в складе Калмыковой… вернее, в книжном магазине «Посредник», где он покупал книги, сказав мне, что думает еще купить рублей на сорок. Он спросил: не могу ли я ему указать лицо где-нибудь в южном городе, чтоб узнать через него, как обстоят дела со школьными библиотеками на юге. Я оставил у себя его петербургский адрес и потом написал к нему: мол, в Харькове есть у меня подходящий человек, но знаю только его имя и фамилию, адреса же не знаю…