Наталья Султан-Гирей - Рубикон

С глазу на глаз с Антонием остались Домиций Агенобарб и Гай Сосий. Сжато, с беспощадной ясностью изложил Агенобарб ход событий.

— Ты должен решиться! — Агенобарб крепко сжал увесистый веснушчатый кулак. — Собери все золото Востока, наполни галионы египетской пшеницей и вернись в Италию во главе своих легионов! А Клеопатру забудь!

— Узнают твои воины, что едут на родину, радостно пойдут за тобой, — вставил Сосий. — У Октавиана нет денег. Поистратились на строительство. Помоги Домицию снарядить флот — и он запрет все порты нашего моря. Голод сразит Октавиана и его войско!

Но Домиций Агенобарб покачал своей огромной огненно-рыжей головой:

— Я не стану морить римлян голодом ради заморской шлюхи! Брось египтянку — и мы пойдем за тобой!

— Ты не понимаешь, что говоришь! — вспылил Антоний. — Бросить жену и детей?!

— Мне кажется, — сдержанно ответил Агенобарб, — ты уже давно бросил свою семью. Дело твое, я не цензор нравов, но Риму не нужен раб варварской царицы!

Гай Сосий, боязливо ерзая в вместительном кресле, нерешительно кивнул.

— Мы прибыли, — робко начал он, — чтобы освободить тебя от чар этой Цирцеи...

— Не будем говорить о добродетелях и пороках, — остановил его Антоний. — Но без египетского золота мне будет нечем оплатить верность даже одной когорты. Кроме того, мои легионеры, так же, как вы, благородные консулы, привыкли есть хлеб каждый день. А где я его возьму, если Клеопатра запрет свои житницы?

Бывшие консулы переглянулись. Выходя из покоя триумвира, Домиций Агенобарб шепнул своему коллеге:

— Нам надо самим прикончить Клеопатру и ее выродков, объявить Египет римской провинцией, провозгласить Антония императором и двинуться освобождать Семь Холмов от засилия италиков!

Сосий безнадежно махнул рукой.

Над Александрией взошла луна, и в ее зеленоватом свете на противоположном пустынном берегу четко виднелся храм Фта. Его ступени омывали священные струи Нила, и сам бог реки в образе изумрудно-зеленого крокодила подымался по этим ступеням к алтарю, где его ждал жертвенный барашек.

Но в эту ночь двери храма были плотно прикрыты. В темной молельне вполголоса беседовали двое — верховный жрец и наследник престола Птолемей Лагид, прозванный Цезарионом.

— Необходимо избавиться от римской проказы, разъедающей тело Египта. — Цезарион внимательно посмотрел на слабый огонек светильника. — Я полагаю заключить союз с Парфией и Арменией и совместными силами отстаивать независимость наших стран...

— Прежде всего, царевич, — жрец властно протянул руку, — ты должен пресечь клевету, пятнающую твое рождение, и избавиться от позорной клички. Да, я знаю, ты македонец Лагид, но первый царь твоей династии божественный Лаг сочетался браком с дочерью исконных владык земли Хем. В тебе кровь Рамзеса, и ты сын Амона Ра, а не ничтожного римского сластолюбца. Египет! — Жрец молитвенно поднял лицо к темным сводам храма. — Да понимаешь ли ты, юноша, что такое Египет, страна Хем, царство Солнцебога Ра, царство мудрости и силы, еще неведомых варварам Запада? Твой долг охранить родную землю и от наглости римских солдат! Птолемей, воскреси нашу родину! Вспомни, зачатый македонским завоевателем, твой прадед был выношен в лоне дочери фараона и впитал с материнским молоком благодать и силу древних владык!

Цезарион учтиво кашлянул:

— Отец мой, твои слова мудры и праведны, но как мне превратить их в праведное дело?

Жрец нагнулся к самому лицу царевича и, найдя в полутьме его руку, вложил маленький флакончик.

— Твоя мать и отчим не почувствуют боли и мирно уснут в миг радости...

— Нет, нет! — Цезарион в ужасе выронил зловещий дар жреца. — Я не отравитель...

— Ты глупец! — жестко и твердо произнес жрец. — Ты сам отравлен глупым лепетом о чести, сыновней любви и прочих побрякушках, годных лишь для того, чтобы держать рабов в страхе! Владыки стоят над злом и добром!

— Нет, нет! — Цезарион вскочил и, испуганно пятясь, отступил к двери. — А иначе нельзя? Я подниму восстание и сражу Антония в открытом бою...

— Не обольщайся. Не преступивший роковую черту добра и зла бессилен!

Царевичу показалось, что земля уплывает из-под ног. Он ощупью нашел дверь и выскочил. Жрец проводил его взглядом, полным сожаления и горькой усмешки. Служитель богов умел читать в сердцах людей и знал: Цезарион даже под пыткой не выдаст его, не признается, что хотел свергнуть мать и уничтожить отчима.