Наталья Султан-Гирей - Рубикон

Луч солнца скользнул по бронзовым лаврам. Победный венок на бюсте Мария вспыхнул. В отсветах утра резкие черты старого италика, казалось, стали мягче и порозовели. Мрамор ожил.

Еще вчера имя опального вождя произносилось лишь шепотом. Патрицианский сенат проклял самую память крестьянина-полководца. Его изображения давно снесли с лица земли. Но, неукротимый, он восстал из праха. После долгих лет опалы чья-то смелая рука вновь воздвигла на Капитолийском холме памятник Марию.[ 1 1 Марий — вождь популяров, противник Суллы, шестикратный консул Рима. ]

В радостном изумлении сбегались на священный холм жители римских предместий. Воспоминания о подвигах консула-плебея еще жили в их сердцах. Босоногие, плохо выбритые, в грубых домотканых туниках, окружали люди мраморного вождя. И в этой пестрой, зыбящей массе то тут, то там чернели четкие неподвижные силуэты. Ветераны Мария, чтобы почтить память любимого полководца, облачились в доспехи. Уже седые, они плакали. Горячие слезы радости и умиления текли по лицам, иссеченным шрамами.

Толпа гудела. Обрывки слов, возгласы, всхлипывания тонули в нарастающем рокоте, сливаясь в мощный гул горного потока. На камне, возле памятника, вырос оратор и вскинул руку, требуя тишины.

— Городской эдил![ 2 2 Эдил — низшая должность в Сенате, ответственный за состояние городских улиц. ] — пронеслось в народе.

— Он родня нашему Марию!

— Гай Юлий Цезарь!

— Говори, говори, Цезарь!

— Не бойся, не выдадим!

— Да и кто ж запретит племяннику вспомнить дядю?

Цезарь заговорил. Худощавый и слабогрудый, он говорил негромко, без ораторского пафоса и модной цветистости, но его слушали затаив дыхание. Он напомнил, как мужество Мария спасло Италию:

— Когда орды кимвров[ 3 3 Кимвры — одно из галльских племен. ] хлынули на юг, он один нашел в себе силы повести легионы Рима в неравный бой. И римляне победили, отстояли от свирепых варваров родные пашни и очаги!

Вспомните, квириты![ 4 4 Квириты — сыны бога Марса Квирина, исконные жители Рима. ] Шесть раз народ римский избирал Гая Мария, сына бедняка-италика, консулом. Он был первый консул плебей, первый консул-италик, дитя горных племен, гонимых надменными патрициями Рима.

И что же? Никто из полководцев Рима, знатных, прославленных подвигами предков, не мог справиться с Югуртой, царем Нумидии. Всех "неподкупных" квиритов этот нумидиец подкупал своими несметными сокровищами.

Но бедняк-крестьянин встал во главе армии и разбил царя. Однако Марий не возгордился. Власть свою он употреблял лишь на благо простых людей. Он уничтожил имущественный ценз в армии. Вспомните! До военных законов Мария служить в рядах римских когорт, получать добычу и чины могли лишь те, у кого хватало денег заплатить за это. Но Гай Марий открыл дорогу к славе не знатности и золоту, а доблести и мужеству. Это он римскому пролетарию даровал высокую честь носить оружие, крестьян Италии наделил пахотными участками и уравнял в правах с гражданами Рима! Это он обуздал жадность ростовщиков и самоволие Сената. И богачи-оптиматы возненавидели славного Мария, гнали его при жизни, после смерти запретили чтить его память. Но есть в Риме люди! — Цезарь перевел дыхание и указал глазами на бюст. — Наш Марий восстал из праха! — Спрыгнув с камня, оратор затерялся в народе. Несколько мгновений толпа молчала. Потом рукоплескания и рев восторга понеслись к мраморному полководцу. какой-то подвыпивший горожанин облапил подножие бюста и разрыдался.

— Всю добычу он делил с нами! Я сына нарек его именем! Марий, где ты?

— Хватит, отец! — угрюмо отозвался мальчуган с перепачканной спелыми вишнями рожицей. — Шел бы домой!

— Домой? Сегодня? Нет, дитя, твой отец старый воин! Скоро мы вновь будем сражаться под его орлами!

— Мама покажет тебе орлов! — Маленький Марий потянул за тунику расходившегося родителя. — Такое сражение задаст!

— И то, Цетег, чего шумишь? Шел бы домой, пока на ногах еще держишься!

— Кто на ногах еще держится? Ты, может, а я только для праздника! — Цетег выпятил грудь, хотел отдать воинский салют бюсту, но пошатнулся и заорал: — Марий!

— Я тут, отец! — Мальчик подхватил его.

— Ты им, сынок, скажи! Я бывший легионер. Я только по праздникам! Марий!

Но напрасно мальчик тянул отца. Ветеран упирался и грозил искрошить всех врагов славного Гая Мария и в первую очередь ростовщиков и сенаторов. В пылу красноречия он не заметил, как толпа боязливо отхлынула.