Наталья Султан-Гирей - Рубикон

Едва ладья Антония отделилась от общего строя и голос триумвира перестал слышаться, его легионеры накинулись на своих же союзников-египтян. Над триремами взметнулись белые флаги.

Три дня и три ночи Марк Агриппа не выпускал рулевого колеса, стоя как вкопанный. По ночам не отрывал взора от звездного неба, днем не спускал глаз с теневой стрелки. Октавиан просил его поесть и отдохнуть, но Агриппа упрямо качал головой. Широкая полоса света от маяка ложилась в стороне от пути флотилии.

— Ловят нас! Ложными огнями заманивают на подводные скалы, — пояснил он.

Октавиан, облокотясь на борт, вздохнул:

— Как ты думаешь, что, если меня ранили отравленной стрелой?

— Давно бы умер. Спохватился через три дня! Пустая царапина.

Октавиан обиженно помолчал, потом рассмеялся:

— Я очень доволен, всем доволен, даже моей раной. Все-таки участвовал в бою...

— Не вертись тут. Дрогнет у меня рука на ладонь влево или вправо — и налетим на подводные скалы...

За флагманом длинной вереницей тянулись остальные корабли. Они шли, строго придерживаясь пенного следа. Если корабль флотоводца разобьется, корабли с солдатами спасутся и, взяв курс на Сирию, окружным путем доберутся до Египта.

На рассвете показалась земля. Пологие, плоские берега Сирии. Лигуры беззвучно врезались в песок. На безлюдных дюнах ничто не препятствовало высадке войск.

Триумфальным маршем двинулись к Антиохии.

...Агриппа давно решил нанести удар с фланга. Прежде чем идти на Александрию, необходимо было отрезать Египет от остального Востока и натравить азийских династов на Клеопатру. Мидия, Финикия и Сирия вовсе не желали быть поглощенными державой Лагидов. Золотое правило римских завоевателей "разделяй и властвуй" и тут помогло. Агриппа прекрасно знал, что со всеми этими царьками и карликовыми островными республиками легко можно сговориться, обещая каждому льготы за счет соседа. Кроме того, за годы своего правления Марк Антоний всех успел обозлить непомерными налогами. А Октавиан простил все недоимки, запретил ростовщикам насильно взыскивать долги с их жертв и этим указом подкупил все сердца.

Перейдя Этирейский перешеек, римляне устремились к Мемфису. Александрия осталась в стороне.

— Зайдем с тыла, — пояснил Агриппа. — Антоний спешит к Нумидии. Еще у границ его перехватят наши легионы. Я брошу основную армию к озеру Мерид, отрежу изменника от пресной воды и прикончу. Александрию возьмешь ты. Столице пристойней пасть от меча императора. Ты не бойся, Статилий все сделает. Ты ему доверяй. — Агриппа замолчал.

Воздух, теплый, еще не остывший от дневного зноя, был темен и недвижен. Где-то за пальмами булькала вода.

— Мне скоро минет тридцать два года, — неожиданно сказал Агриппа. — Полжизни прожито. С тобой уже лет двадцать вожусь.

— И не надоел я тебе еще?

— А хоть и надоел. Пропадешь ведь без меня!

— Пропаду...

— Вот что, — серьезно проговорил Агриппа. — Египет жать нельзя. Они озлоблены на Антония за налоги. Дашь льготы землепашцам и ремесленникам, а торгашей и ростовщиков прижмешь. А главное, позаботься об орошении полей. Эти дурни полагают, что в последние годы отец Нил карает их неурожаями за грехи царицы. Старая распутница уже не довольствуется залатанным мешком, а скупает красивых юношей и принуждает их делить с ней ложе. Потом сама же и закалывает очередного любовника! Но это все вздор. Беда в том, что Клеопатра и Антоний так были заняты развлечениями, что уже много лет не отпускают денег на очистку и ремонт каналов. По крупным руслам вода еще неплохо бежит, но мелкие арыки, что подводят влагу к самым посевам, засорены. Вместе с ничтожным количеством воды на пашни попадает масса песка и образует бесплодный слой. Его запахивают, и в почве с каждый годом увеличиваются вредные примеси. Земля все больше и больше теряет свое плодородие...

— Откуда ты это все знаешь? — удивился Октавиан.

— Я говорил со здешними пахарями. Если мы напоим их поля, то станем не завоевателями, а избавителями страны Хем от трехсотлетнего македонского ига. Крестьян везде больше, накормишь их — они будут молиться на тебя! Я спихну с алтаря их Озириса и посажу тебя. Как в Риме, так и в Египте будешь божком. Клянусь Марсом! Чем ты хуже Александра?

Взошла луна. В ее чистом свете силуэты пальм казались вырезанными из черной кости. А за оазисом белели барханы, шелковистые, струящиеся пески.

— Мне страшно, — тихонько признался Октавиан, — не от чего-нибудь, а так, вообще... Я очень боюсь смерти, а ты?