Его слова звучали подобно речи Ф.Т. Барнума, восхваляющего свой цирк.
— Но я совершил ошибку! — Он уселся за письменный стол и в сердцах стукнул по нему кулаками. — Джон Ла Фарж умудрился пролезть на Парижскую выставку три года назад с одним жалким витражом и был награжден званием кавалера ордена Почетного легиона во Франции, а я не выставлялся.
Мистер Тиффани взмахнул рукой, и опал испустил зеленую искру зависти.
— Парижские газеты прославляли его как изобретателя радужного стекла. Чушь! Я создал его гораздо раньше. Несколько витражистов использовали это стекло здесь еще до того, как Ла Фарж повез его в Париж.
Он уставился на меня ледяным взором. Я покорно слушала, вернее, молча внимала.
— Всемирная выставка в честь Колумба изменит состав игроков за этим столом, — продолжал восклицать босс. Истощив свои похвальбы, он заявил: — Теперь начинается соревнование наперегонки со временем. В нашем распоряжении всего четырнадцать месяцев. Что вам еще осталось сделать на «Христе во младенчестве»?
— Подобрать десять тысяч кусков стекла, резка понемногу продвигается. Я закончила центральный медальон. Сейчас работаю над левой поперечной панелью «Мария представляет Христа мудрецам». Как только мисс Эгберт закончит свой витраж, то окажет мне помощь с тремя другими сюжетами. Она может обучать мою лучшую девушку-новичка на декоративных вставках между картинами.
— Хорошо. — Он забарабанил пальцами по столу. — Я обратил внимание, как вы пожирали взглядом акварель с двумя павлинами в первый день своего возвращения. Как только вы завершите витраж с Христом, можете начать эту работу.
Блеск! Все, что я могла ощущать между убыстренными ударами моего сердца, так это ослепление от потрясения и радость.
— Благодарю вас.
— Берите на работу из «Лиги студентов-художников» и музея «Метрополитен».
— Обучение там стоит дорого. Программа по искусству «Союза Купера» — бесплатная. Я наверняка найду там девушек, которые действительно нуждаются в деньгах. Они могут оказаться более заинтересованными.
— Чудесно. Обратитесь также к мисс Митчелл. Она основала «Национальную ассоциацию женщин-художниц» и определенно знает кое-кого, кто способен делать увеличения. Нам недостаточно только ее, мисс Нортроп и вас для этого вида работы.
— Хорошо. Но вы должны знать… Похоже, мисс Нортроп не очень довольна тем, что я стала начальником отдела.
— Мне требуется, чтобы она делала именно то, чем занимается. Она — лучший наборщик стекла и прекрасная акварелистка, но у нее нет вашего здравого ума. В конце концов именно вы выигрываете по сравнению с ней.
Я не вполне была уверена в этом. Как-то мне случилось похвалить ее подбор стекла, но мастерица повела себя так, будто считала ниже своего достоинства выслушать мое мнение.
— Не сочтите себя обиженной, Агнес, — вырвалось у меня тогда. — Мистер Тиффани нуждается в вашем мастерстве больше, нежели в моем.
Мисс Нортроп поднесла кусок стекла к свету, повертела его, забраковала и взяла еще один, даже не удостоив меня взглядом.
— Он отдал вам окно с Христом, — проронила Агнес, — а ведь разработала его я.
— Я не знала. Мистер Тиффани не упомянул об этом.
— Он и не стал бы. На выставке будет считаться, что это его проект.
— Это огорчает вас?
Выгнув бровь идеальной дугой, мисс Нортроп в конце концов соизволила повернуться ко мне.
— Это обычное дело.
У Агнес непростой нрав. Мне следовало быть осторожной в обращении с ней. И с мистером Тиффани тоже. Сейчас он был поглощен изучением своей картины «Положение во гроб».
— Могу ли я спросить, кто станет позировать для Марии?
— Мое желание, чтобы натурщицей стала моя жена. Если это будет для нее не слишком мучительно.
— Держать позу?
— Нет, сама тема. Мать, оплакивающая свое мертвое дитя. — Он сделал глубокий вздох, как бы придавший ему сил. — Мы только что потеряли дочь. — Мистер Тиффани медленно закрыл ящик с красками. Щелчок замка прозвучал замогильным, положившим всему конец звуком. — Наша малышка Энни. Ей было только три года.
Горе словно придавило его огромной лапой. Я предложила ему сочувствие в своем взгляде, сознавая, что слова не сделают ничего для смягчения его страданий.
Он добавил глухим голосом:
— Моя первая жена Мэри и я потеряли нашего мальчика всего трех недель от роду. Мэри так и не пережила этого, мне было суждено потерять и ее. А теперь еще и дитя Лу.
В слове «всего» проскользнула легкая шепелявость. Какое огромное, постоянное усилие приходится делать ему, чтобы следить за собой.
Читать дальше