— Она скончалась с гарденией в руке.
Я осознавала, что именно муж вложил цветок ей в руку, последнее доказательство любви, которое он мог засвидетельствовать. В его глазах читался страх от того, что ему никогда не удастся прийти в себя после этого.
— Разве ваша работа не восполняет эту пустоту?
Он нахмурился.
— Фламинго и павлины не заменят ребенка.
Я уже набеседовалась с квартирными хозяйками в районе Ист-Сайд поблизости от местонахождения компании Тиффани «Тиффани глас энд декорейтинг кампани», отвергла подозрительных, приверженок строгих правил и тощих как жердь и отправилась домой попарить свои натруженные ноги. В эту субботу я вновь описывала все более широкие круги вокруг здания Тиффани в надежде подыскать себе то, что нужно.
Я больше не могла оставаться в пансионе в Бруклине, где вместе с Фрэнсисом занимала несколько комнат. Со дня его смерти постояльцы разговаривали со мной приглушенными и вымученными голосами, проскальзывая мимо меня в коридоре подобно послушницам и монахам. Все выглядело так, будто в своем перечне друзей они выделили мое имя черным кружком и приклеили к нему ярлык: «Новоиспеченная вдова. Обращаться с особой деликатностью». Их намерения были самыми благородными, но взгляды, которые соседи смущенно отводили от меня, красноречиво вещали, что вдова должна неприметно влачить свое существование в мире, будто она больше не принадлежит ему, испуская тяжкие вздохи от терзающего ее одиночества в течение длительного ожидания вновь соединиться в мире ином со своей второй половинкой.
Было ли для меня неподобающим желать большего, нежели подобное вынужденное существование? Или испытывать голод по переменам, новым лицам, полнокровной жизни, а также по внезапным открытиям, приятным глазу и слуху? Было ли неподобающим искать излечения в шумной толкотне Манхэттена, города великолепия и огромных возможностей?
Я продвигалась вперед, гордо выпрямившись, а не влачась, и обнаружила небольшой ряд спокойных домов под названием Ирвинг-плейс между Юнион-сквер и Грэмерси-парком, который сулил по весне буйство густой листвы. Улицу обрамляли особняки с потугами на греческий, итальянский Ренессанс. Я увидела в окне объявление «Сдается комната» и взбежала на крыльцо. На звонок отозвалась костлявая особа, всем своим видом предвещающая скудные порции на ужин и блюда, которые поспешно убираются со стола прежде, чем постояльцу придет на ум потянуться за добавкой.
Тесная безрадостная гостиница была обставлена только набитыми волосом канапе, вызывающими зуд и заставляющими сидящих все время сохранять позу фигур с древнеегипетских росписей. Хозяйка явно считала полоску из сетчатой ткани шириной в десять дюймов достаточной дорожкой для прохода в ванную комнату.
— Благодарю вас, мне это не подходит, — отговорилась я и сбежала.
Далее на здании № 44 я обнаружила другое объявление, на сей раз с рисунком, изображающим смеющихся людей за обеденным столом, и предостережением «Ворчунов и курильщиков просим не обращаться». Меня приветствовала широкобедрая женщина с пышными крашеными рыже-оранжевыми волосами, уложенными в высокую прическу на макушке. Колоритная дама.
— Заходите и осмотритесь, дорогая. Мы не кусаемся. Я — мисс Мерри Оуэнс.
Она заткнула метелку из перьев для обметания пыли за пояс, подобно хвосту над своим обширным задом. Это невольное украшение, а также сооружение из оранжевых прядей делали ее похожей не столько на молоденькую курочку, сколько на мать-наседку.
— Здесь у нас действительно милые люди, художники и все такое. Женщины на третьем этаже, мужчины на четвертом, прислуга на пятом. Семнадцать жильцов, и все — достойные люди, имейте в виду, но из не особо светских кругов. Из мужчин нет ни одного гуляки или пьянчужки, хотя парочка бесхребетных, пожалуй, имеется, если вы не имеете ничего против таких. У нас даже есть доверенный доктор, по фамилии Григгз, и актер, мистер Бейнбридж. По вечерам мы устраиваем мюзиклы, либо чтение вслух, либо шарады, либо уроки рисования и тому подобное.
— Уроки рисования? — воскликнула я, не удержавшись.
Рисование было слабостью, которой я стеснялась и пыталась утаить от мистера Тиффани.
— О, у нас тут все поставлено на широкую ногу. Мистер Дадли Карпентер учит мисс Хетти рисовать, а мисс Хетти преподает игру на пианино мистеру Хэкли. Мистер Хэкли обучает пению мисс Лефевр, а мисс Лефевр дает уроки французского языка мистеру Макбрайду. Мистер же Макбрайд читает курс по истории искусства мистеру Буту, а мистер Бут натаскивает по бухгалтерскому учету мисс Мерри Оуэнс, то есть меня. Я, в свою очередь, учу плести ирландские кружева миссис Хэкли, ну а она дает уроки игры на цитре Дадли. Как видите, мы так и крутимся в этом счастливом хороводе.
Читать дальше