Ивлин Во - Елена

— А мой дедушка — император. Значит, ты императрица?

— Нет.

— Тогда ты мне ненастоящая бабушка, да? Отец говорит, что у меня был еще один дедушка, но он, наверное, тоже ненастоящий. А мы не пойдем к морю?

— Может быть, завтра.

— Завтра нам надо будет опять ехать. Я буду моряком, когда стану императором.

— Ты хочешь стать императором, Крисп?

— Конечно. Понимаешь, есть два сорта императоров — плохие и хорошие. Плохой император хочет сделать так, чтобы мы не смогли добраться до хорошего императора, моего дедушки. Но у него ничего не выйдет. Мы слишком быстро ехали и покалечили всех его лошадей.

— Все пошло насмарку, — сказал Константин после ужина. — Пока там был Диоклетиан, дела еще кое-как шли. А теперь повсюду поднимутся мятежи. Ты должна перебраться туда, где правит твой отец.

— Мой дорогой мальчик, ну кому нужна женщина вроде меня, которая тихо живет здесь своей частной жизнью?

— Ты ничего не понимаешь в нынешней политике, мама. Теперь нет больше никакой частной жизни. Ты моя мать, и Галерию этого будет достаточно.

— Но ты же трибун в войске Галерия. Тебе следовало бы быть вместе со своими людьми, а вместо этого ты скачешь через все Балканы и калечишь хороших коней.

— У меня нет выбора. Потом историки напишут обо мне, что я, желая остаться в живых, решительно добивался власти.

— Ах, историки... Я много читала, пока сидела тут год за годом. Держись подальше от истории, Константин. Останься здесь и посмотри, сколько всего тут сделано — сколько расчищено полей, осушено болот, заложено плантаций. А если я уеду, все это пропадет.

— Мама, сейчас пропадает вся империя. Последние сто лет мы держались только за счет нахальства и чистого везения. Люди думают, что империя вечна. Они сидят по домам, читают Вергилия и считают, что все должно идти, как прежде, само собой, без всяких усилий с чьей-нибудь стороны. Там, на границе, я наблюдал, как за год загубили целую провинцию. В последнее время меня преследует кошмар — я вижу, что может случиться в один прекрасный день, если мы перестанем бороться. Сплошная пыльная пустыня, пересохшие каналы в Африке и Месопотамии, разрушенные акведуки в Европе — там и сям полуразвалившиеся арки, а вокруг — мертвая страна, поделенная между тысячью враждующих варварских вождей.

— Так ты поэтому собираешься объединиться с Божественным Максимианом? — спросила Елена. — И это, значит, должно спасти мир?

— Ну уж и Божественный, — сказал Константин. — Неужели ты думаешь, что кто-нибудь вправду считает Максимиана богом? Неужели кто-нибудь еще верит в богов — даже в Августа или Аполлона?

— Да, богов слишком много, — согласилась Елена. — И с каждым днем становится все больше. Никто не может верить во всех богов.

— Знаешь, на чем еще держится мир? Не на богах, не на законе и не на войске. Всего лишь на одном слове. На давнем предрассудке, будто есть на свете священный город Рим. На обмане, который устарел уже двести лет назад.

— Мне не нравится, когда ты так говоришь, Константин.

— Еще бы, конечно. Наше счастье, что есть еще миллионы простых старомодных людей вроде тебя, которым становится не по себе, когда имя Рима упоминают всуе. Вот на чем держится мир — на том, что людям становится не по себе. Ни Милан, ни Никомедия ни у кого такого чувства не вызывают, хотя в смысле политики они сейчас куда важнее. Все дело в том, что Рим священен. Если бы мы только могли снова сделать его действительно священным... Но вместо этого мы имеем христиан. Видела бы ты, какие улики предъявляли на судебных процессах над ними в Никомедии! Ты знаешь, как они называют Рим? «Матерью разврата»! Я сам читал это в их книгах.

— Но ведь с ними уже расправились?

— Слишком поздно. Они везде. Они разложили и войско, и гражданские службы. Их нельзя рассеять, как Тит рассеял евреев. Это целое государство в государстве, со своими законами и своими чиновниками. Мой отец на своей территории даже не пытался привести эдикты [19]в действие.

Мне говорили, что они составляют половину его двора. У них есть свои святые места в самом Риме — могилы их первых вождей. У них есть собственный император или что-то вроде этого — он сейчас живет в Риме и оттуда рассылает приказы. Они — самая большая опасность для империи.

Константин умолк и устало потянулся.

— Завтра ты едешь с нами, мама.

— Только не завтра. Я не могу вдруг взять и бросить всех этих людей. Они вправе ожидать от меня большего. Я ведь не росла при таком дворе, как ты, сын мой. И потом, я сомневаюсь, чтобы твой отец был мне так уж рад. Поезжай сам и найди для меня какое-нибудь тихое место на севере. А потом я поеду следом.