Ивлин Во - Елена

— Пожалуй, я уеду отсюда, — сказала Кальпурния. — Мне все время было не по себе, пока этот тип жил поблизости. Давай вместе переберемся в Италию.

— Я уже никуда не хочу. Время прошло. Когда-то я мечтала путешествовать — в Трою, в Рим. Потом хотела только домой, в Британию. А теперь пустила корни здесь, и живет тут император или нет — мне все равно.

— Говорят, Констанций станет императором Запада. Вот почему Диоклетиан отправился в Никомедию. И он, и Максимиан собираются в отставку [18].

— Бедный Хлор, — сказала Елена. — Ему пришлось так долго ждать. Теперь он, наверное, уже совсем старый. Надеюсь, он еще сможет порадоваться. Он так этого хотел.

— Это будет многое значить для Константина.

— Боже сохрани! Я иногда надеюсь, что он сумеет держаться подальше от политики. И может быть, когда-нибудь, отслужив свое, захочет приехать и поселиться здесь, со мной. Он теперь женат, у него сын. Я приготовила для них уютный дом, как раз такой, какой нужен полководцу в отставке. Только бы он держался подальше от политики.

— Трудно ожидать этого от сына императора.

— О, у Хлора есть жена от политики и множество детей от политики. А нам с Константином хватит и частной жизни.

Она регулярно получала от Константина заботливые письма из Египта, Сирии, Персии, Армении и нередко — экзотические подарки. Его портрет работы греческого художника висел у нее в спальне. По слухам, Константин отличался огромной силой, был хорошим воином и пользовался любовью и у солдат, и при дворе. Всякий отставной офицер, приехавший с Востока, всегда мог рассчитывать на ее гостеприимство и на вознаграждение за весточку о нем. О Минервине, его жене, она мало что знала. «Наверное, и Хлор почти ничего обо мне не писал», — думала она. Ее внука назвали Криспом — это было одно из традиционных имен Флавиев.

— Я думаю, он мог бы и забыть, что его род происходит из Мезии, — сказала она.

— Может быть, он этим гордится, — возразила Кальпурния.

— Вряд ли. Все они такие скучные, насквозь деловые люди.

— Но это как-никак императорский род.

— Ох, и про это ему надо бы забыть.

Елена прикупила еще земли, хотя после того, как Диоклетиан начал строиться на побережье, цены здесь стали расти; затеяла обширные работы по осушению бесплодных засоленных низин. «Он привык к грандиозным предприятиям, — объясняла она. — Надо же будет ему здесь чем-нибудь заниматься». Заложила плантацию низкорослых оливковых деревьев — особого испанского сорта, медленно растущих, но очень урожайных. «Может быть, к тому времени, когда они принесут плоды, Константин будет уже здесь», — говорила она. Сын постоянно находился в центре всех ее планов.

Наконец, тринадцать лет спустя, он неожиданно явился, и все эти планы сразу рухнули.

Он приехал, когда солнце садилось.

— На рассвете мы уезжаем, — сказал он. — И ты тоже, мама.

Он был в точности такой, каким она его себе представляла, — словно оживший портрет: рослый, ласковый и властный.

— Мой мальчик, но сейчас я никуда не могу ехать.

— Я потом все объясню. Пойду присмотрю за лошадьми, пока не стемнело. Там, в вестибюле, Минервина с мальчиком. Узнай, не нужно ли им чего-нибудь.

Дело прежде всего; Елена вышла в вестибюль и увидела молодую женщину с маленьким мальчиком, которая, почти без чувств от усталости, полулежала на мраморной скамье — видно было, что она опустилась на нее сразу, как только вошла, и подняться у нее не было сил.

— Дорогая моя, я мать Константина. Ты, наверное, совсем выбилась из сил.

Вместо ответа Минервина только расплакалась.

— Мама всегда усталая, — сообщил ребенок. — А я всегда голодный.

Он уверенно расхаживал взад и вперед, с любопытством разглядывая все вокруг.

— Я совсем не хочу спать, — заявил он. Слуги вносили вьюки.

— Может быть, ты хочешь чего-нибудь поесть? — спросила Елена невестку. — Или принять ванну перед обедом?

— Не хочу я ничего есть, я хочу только лечь.

Елена отвела ее в комнату. Служанка хотела помочь ей раздеться, но Минервина, едва разувшись, повалилась на постель, повернулась к стене и мгновенно заснула. Елена некоторое время смотрела на нее, а потом вышла, уводя с собой Криспа.

— Мы так долго ехали, — сказал он. — На каждой станции отец перед тем, как уехать, приказывал всем лошадям, какие там оставались, перерезать поджилки. А прошлую ночь мы вообще не ночевали. Только прилегли ненадолго на соломе на каком-то постоялом дворе.

— Давай-ка посмотрим, не найдется ли чего тебе на ужин. Я твоя бабушка.