Арсений Семенов - Землепроходцы

Но в этот миг стрела вошла в глаз последнего из казаков Ярыгина. Падая, казак опрокинул бат, и Яры­гин полетел в воду вслед за убитым. Он изо всех сил старался выплыть, ухватиться за днище бата, но тя­желые доспехи тянули его вниз, грудь наполнилась ле­дяной водой, и сознание его стало меркнуть.

По красной воде, освещенной заревом пожара, вслед за батом плыла только малиновая шапка начальника острога.

Канач, сидя над телом убитого Талвала, глядел не­видящими глазами на бившееся над крепостью пламя. Грудь его сотрясали слезы гнева и боли. Гибель вели­кого воина замутила его разум. Ему хотелось кинуться в огонь, чтобы разделить участь погибшего.

Выждав, когда крепость догорела совсем, камчада­лы, уже при дневном свете, приступили к раскопкам пожарища. Сабли и ружейные стволы, обгорелые шле­мы и кольчуги, котлы, топоры, ножи — вот что было для них бесценной добычей. Железный нож легко мож­но было обменять, например, на хороший бат, который каменным топориком приходилось долбить по году и больше. Многие из воинов Карымчи стали в этот день обладателями несметных сокровищ.

Обшарили воины и тела убитых казаков. Карымче больше всего хотелось найти в груде тел Козыревско­го, которому он вынужден был подарить двух своих са­мых любимых пленниц, но поиски его были напрасны. Обе служанки Козыревского, которых Карымча снова надеялся привести в свое стойбище, оказались мертвы. Во время боя их достали смазанные лютиковым ядом стрелы, и молодые женщины в мучениях скончались от ран. Зато Завина была жива. Бледная как снег, гля­дела она округлившимися от страха глазами на при­ближающегося к ней Карымчу.

— Завина, — сказал он весело. — Мои собачки со­всем соскучились без тебя. Бедные песики так похуде­ли, что на них жалко смотреть.

И он засмеялся, сообразив, что придумал совсем неплохую месть для Козыревского. Он снова приста­вит Завину к собакам.

Завину отвели к реке и посадили в бат Карымчи. «Зачем они были не боги? — в отчаянии думала она о казаках. — Зачем они дали себя убить?»

Когда все воины уселись в лодки, оказалось, что пропал Канач. Его нашли наверху. Он по-прежнему сидел над телом Талвала, глядя сумрачными холодными глазами на лицо убитого. Воины хотели увести под­ростка силой, но Карымча махнул им, чтобы оставили его сына в покое. Для Канача вытащили на берег бат, чтобы он мог вернуться в стойбище, когда захочет. Столь сильная любовь к Талвалу, думал Карымча, должна будет обернуться еще более сильной нена­вистью к пришельцам. Пусть в душе его сына прорас­тут семена гнева. Пусть он побыстрее станет настоя­щим воином.

Едва баты отошли от острога, как на место битвы слетелось воронье. И там, среди воронья, остался сын Карымчи, его любимый вороненок.

Семейка Ярыгин гнал бат к устью вслед за батами двух других казаков, Никодима да Кузьмы, мужиков вертких и ершистых, сноровистых в любой работе. Дер­жась все время на стремительном стрежне, который петлял туда-сюда по речным рукавам между островами, лодки выносились то к правому, то к левому берегу, словно ткацкие челноки, снующие по основе. Полоса черного пепла, выпавшего над рекой, вскоре ушла в сто­рону, и сочная зелень поймы весело играла в солнеч­ном свете. Билась на ветру густая листва ветляников, ивняков и стоящих редкими рощицами на островах то­полей, каждый лист которых мерцал серебристой изнан­кой. На холмах коренного берега шелестели светло-зе­леные кроны берез, дальше по всем склонам пологих сопок лежали темные заплаты ползучих кедрачей, над которыми висело легкое голубое небо с редкими цепоч­ками белых облаков.

Как только отошли от крепости, плавание сразу пре­вратилось в сумасшедшую гонку. Бат у Семейки был легче и уже, чем оба идущих впереди, и ему пока уда­валось не отставать от взрослых. Промелькнуло в сто­роне стойбище, где, как успел заметить Семейка, царило большое оживление — должно быть, камчадалы готовились к каким-то игрищам.

Острова пошли реже, речные русла слились в одно, широкое и спокойное, и ход батов замедлился. Семей­ка поравнялся с казаками.

— А ты ловок, хлопчик, — сказал ему Никодим. — Не отстал от нас. Подрастешь — настоящим казаком станешь.

— То батькина хватка у него, — вступил в разго­вор Кузьма. — У Дмитрия рука что кремень. Не гля­дит, что простуда его скрючила, целый день на ногах. От цепкого дерева и семя упорное.