Пётр Федоренко - Лепта

— Сережа! — в голосе Александра Андреевича послышались слезы; он обнял брата. — Ты прав, Сережа, каждый тут не зритель, а участник, я ведь этого и хотел достичь… Значит, люди поймут?..

Сергей был рад, что настроение Александра Андреевича переменилось. Он позвал его домой. На пороге, уже открыв дверь, Александр Андреевич остановился, проговорил:

— Как же мы уйдем? Они снова будут стрелять…

Дождь перестал, в городе было свежо и тихо. Удивленно оглядываясь по сторонам, Александр Андреевич и Сергей пришли на площадь. Там газетчики кричали:

— Учредительное собрание прекратило борьбу!

— Мадзини пожалел Рим! Иначе бы Удино разрушил город!..

Ночью непривычная и от этого тревожная тишина не дала Александру Андреевичу уснуть. Он вставал, присаживался на постели Сергея, который что-то несвязное говорил во сне, и думал об одном: «Что же дальше будет?»

Чуть свет братья были в студии, потом на улице. Тут они старались поспеть везде. Вместе с толпой увидели они французов, которые стояли перед открытыми воротами дель Пополо, но отчего-то не входили в город. Может быть, Удино боялся отпора? Или давал время уйти из города революционерам?

Римские мальчишки выбегали из ворот, кривляясь, прыгали по лужам перед французскими солдатами. Солдаты на их кривляние снисходительно улыбались.

Оглядываясь на солдат, Александр Андреевич и Сергей ушли от ворот, их увлекли на площадь Святого Петра. Здесь был Гарибальди. Он стоял на возвышении у колоннады, коренастый, длинноволосый, бледный, и кричал волонтерам:

— Солдаты! Я ухожу из Рима! Тому, кто пойдет со мной, предлагаю голод, холод и зной и никаких вознаграждений, отсутствие казарм, запасов, трудные переходы и марши в кольце врага, бои и штыковые атаки… Кто любит родину и славу, пусть идет со мной!

— Идем с тобой! — откликнулась ему вся толпа. В ней мелькнули Лодовико и Джулия…

Порыв толпы взволновал Сергея. Он сказал горячо:

— Вот, Александр, сюжет для исторической картины. Все тут один порыв… Гарибальди зовет не к спокойной, счастливой жизни, а к суровой борьбе и, может быть, к гибели. И люди идут за ним!

Александр Андреевич покачал головой:

— Не скоро найдется художник для такой картины.

Вечером Гарибальди и четыре тысячи римлян покидали Вечный город. Они шли мимо виллы Волконских, мимо собора Иоанна Латеранского, разбившись на колонны.

Лодовико вывел из колонны заплаканную Джулию.

— Синьор Александр, Сергей! Как хорошо: я вас увидел. Теперь буду спокоен. Вам я поручаю Джулию. Вы не обидите ее. Не откажите в помощи, когда она обратится к вам. Теперь мы снова бездомные.

Он всхлипнул, поцеловал Джулию, сказал:

— Мы идем в Венецию. Она еще сражается. Она не сдалась австрийцам.

В вечернем прозрачном воздухе долго было видно трехцветное зелено-бело-розовое знамя гарибальдийцев. Вместе с ними уходила из Рима его свобода.

— Мы вернемся! — были слышны голоса из колонн. Александр Андреевич знал: не вернутся… Он видел, что и на этот раз он оказался прав: напрасно люди берут оружие в руки, чтобы добыть счастье. Но и смиренный призыв к добру тоже теперь ни к чему не приведет. Так где же выход?

В такое время обрушился на Александра Андреевича и Сергея еще один удар. Племянница Катюша прислала весть: умер батюшка Андрей Иванович… {76} 76 …Катюша прислала весть… — Андрей Иванович Иванов умер в июле 1848 года.

— Сережа, Сергей… Неужели это ты? Ты! Ведь это ты, ты хочешь меня отравить! Сколько дней обедаем с тобой, столько я болен. Пожалей меня, Сережа. Побойся бога. Ведь ты мне брат. — Александр Андреевич всхлипнул.

Сергей опешил:

— О чем ты, Александр! О чем?

Они обедали вместе в кафе Лепре, где и всегда обедали, ели привычные рис и мясо. И вдруг…

— Я знаю, тебя уговорил свести меня со света Удино. Он не любит художников.

— Какой Удино?!

Сергей понять не мог, о чем говорит Александр Андреевич, почему плачет.

— Ведь это ты — я прежде думал, официант виноват — это ты мне в блюдо отраву кладешь, когда я отвернусь.

Глаза у Александра Андреевича мокрые, остановившиеся, жуткие. Вот в чем дело! Он болен. У Сергея тоже слезы навернулись.

— Александр, клянусь тебе, всем святым клянусь, я ничего не кладу тебе в блюдо.

— Я прежде думал, что официант виноват, и потому менял кафе, никогда в одном и том же не обедал. А это ты, — Александр Андреевич явно не слышал, что ему говорил Сергей.

— Не я! — крикнул Сергей. Александр Андреевич опомнился.