Александр Прозоров - Дорога цариц

Иришка оглянулась. Отступила, легла на пол, вытянувшись во весь рост, и завернулась в шкуру. Здесь ей стало тепло и уютно, очень спокойно и хорошо. Девушка закрыла глаза и… заснула.

11 августа 1573 года

Великий Новгород, Никитский двор

Всадники спешились перед воротами, вошли на двор, бросили поводья подбежавшему подворнику. Ирина Годунова, из-за жары одетая лишь в легкий ситцевый сарафан с набивным рисунком, с жемчужной понизью на волосах, и сын государя в шелковой рубахе и черных полотняных штанах. Толстая русая коса лежала через плечо, и девушка перебирала ее кончик левой рукой, в то время как правая уже держала пальцы царевича.

— Возка нет, — отметила девушка, громко спросила: — Зяблик, где мой брат?

— Борис Федорович с супругой изволили в Перынь на молебен отправиться, — ответил юный холоп, отпуская подпруги скакунам. — Желали всенощную отстоять о ниспослании детей.

— Одну бросили, — без особого сожаления посетовала девушка.

— Не стоит обижаться, Иришка, — улыбнулся Федор Иванович. — В молитвах о ниспослании детей Борису и Марии твои обращения станут явно лишними.

— Да, — согласилась девушка. — Наверное, ты прав.

Они вместе поднялись по ступеням крыльца…

За минувшее лето молодые люди почти научились общаться друг с другом, прилюдно изображая холодность и страстно целуясь, обнимаясь, едва только оставались наедине. В этом было даже некоторое интересное приключение — ловить моменты сладкого одиночества между дверями, в возках, на опустевших тропинках или в лавках, из которых отлучился торговец, и играть в полное безразличие все остальное время. Вот и сейчас, поднявшись на крыльцо, царевич и девушка вошли в сени — и тут же обнялись, обменявшись страстным поцелуем.

— Кто-то идет! — отстранилась Ирина, засмеялась, и они шагнули в дом, стали подниматься по лестнице. Пару раз поцеловались, но без риска быть застуканными это показалось даже как-то не так… остро.

Все еще держась за руки, молодые люди попали в светелку, повернулись друг к другу, снова обнялись. В этот раз им никто не мешал, и потому Федор позволил себе не останавливаться; он стал целовать не только губы, но и подбородок, шею, щеки, брови, глаза. Эти прикосновения и щекотали, и грели, и доставляли Ирине удовольствие — а потому она не мешала ладоням Федора скользить по своему телу, а его губам — касаться своей шеи, ключиц, плеч, не заметив, в какой миг оттуда исчезла ткань сарафана. Ее тело захватывал тот самый огонь сладкого блаженства, что сводил с ума последние месяцы, и сладострастный омут все сильнее затягивал, манил, топил в своих темных глубинах.

Все это было неправильно, порочно, запретно, недопустимо, но она так часто отталкивала Федора в последние дни, что уже устала это делать. Устала бороться со страхом на грани счастья, с ужасом, перемешанным с наслаждением. Всего лишь немного слабости и покорности ради еще одного глотка блаженства. Блаженства от теплых губ, касающихся ее сосков и живота, блаженства от скользящих по бедрам пальцев, блаженства от страстных объятий и того пожара внизу живота, что судорогой выворачивает тело и заставляет срываться с губ громкие стоны.

Она ощутила своего любимого внутри себя, приняла в себя его страсть, но это ее ничуть не испугало. Ирина отдавалась тому сладкому водовороту, что превращал чувства в алые горячие цветы, возносил ее душу к небесам и обрушивал в бездну, сминал сразу все желания в единое целое и взрывал безумным наслаждением…

Вместе со взрывом наслаждения иссякли и силы молодых людей. Царевич вытянулся рядом с лежащей на спине девушкой, провел ладонью по ее животу, бедрам, по груди.

— Без одежды ты еще красивее, чем в ней, — пробормотал он. — Кто придумал все эти глупые шубы и сарафаны?

— Что же мы натворили, Федька? — громко сглотнула Ира. — Что теперь будет?

— Я… я не знаю, — приподнялся паренек. — Прости.

— Ты куда? — остановила его девушка.

— Я… я виноват, Иришка, я не смог устоять. — Федор поднялся на колени. — Хотел… Пойти… Что-то нужно сделать?

— Не уходи, — удержала его за руку Ирина. — Раз уж мы все равно подобное натворили, убегать теперь глупо. Оставайся со мной.

— Ты меня простишь?

— Я хочу тебе что-то сказать… — Девушка привлекла его ближе и полушепотом сказала: — Я люблю тебя, Федька. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! И пусть будет что будет. Пускай.

14 сентября 1573 года

Берег озера Ильмень вблизи деревни Розщеп