Два скакуна со спутанными ногами старательно щипали осоку на узкой полоске между зарослями вербы и каменистым пляжем у среза воды, а чуть дальше от озера, между кустами, лежала большущая медвежья шкура, на которой отдыхали двое молодых людей, прикрытые одной общей шубой. Рядом, под ветвями, стояла корзинка с кувшином и парой берестяных коробов. Однако парочка мало интересовалась прихваченными с собой припасами, больше уделяя внимание друг другу.
— С каждым днем становится все холоднее, Федя, — проговорила Ирина, аккуратно проводя указательным пальцем пареньку по грани верхней губы. — Как бы я тебя ни любила, мой царевич, я не стану раздеваться среди снега и инея.
— А если шкур будет две? — Паренек резко толкнул ее, опрокидывая на спину, и навалился сверху, целуя то губы, то шею, то глаза.
Девушка засмеялась, откинув голову назад и зажмурившись, а ее любовник скрылся с головой под шубой, отчего дыхание Иры стало частым и прерывистым, она замотала головой, застонала, выгнулась, опала, снова застонала, сильно прикусив губу… И когда спутник выбрался из-под мехов обратно, она сдалась:
— Будь по-твоему, уговорил. Если шкур будет две, мой царевич, то можешь делать со мною все, что пожелаешь!
Федор улыбнулся, поцеловал ее в губы.
— Вот только как долго мой брат согласится верить в невинность наших верховых прогулок? — прошептала девушка. — И как мне поступить, коли я от тебя понесу? Я люблю тебя, мой царевич, я люблю тебя больше жизни, я отдала тебе всю себя без остатка! Но порою меня все же посещают мысли о будущем…
— Я знаю способ решить все сии трудности. — Федор поправил прядь волос над ее лбом. — Знаю, как поступить с нашим ребенком, как скрыть тайну наших прогулок и даже как целовать твой животик, несмотря на любые морозы. Всегда, когда только я этого захочу.
— Это как?
— Очень просто. Я на тебе женюсь. — И царевич снова поцеловал очаровательную любовницу.
— Спасибо, мой ненаглядный, — охватила его руками Ирина, — но у тебя ничего не получится. Государь никогда не позволит своему сыну обвенчаться с худородной девкой.
— Он и сам был женат на худородной, Иришка! Наша мама происходила из детей боярских, из рода Кошкиных. Коли по матери считать, то мы с тобою ровня.
— Он все равно не согласится, — покачала головой Ира. — Отцы никогда не позволяют детям того, что вытворяют сами.
— Ты только не обижайся, моя ненаглядная, но откуда тебе знать? Ты сирота.
— У братика жена из худородных. Совсем худородных. Но едва Малюта выбился в бояре, как всех своих дочек за князей повыдавал, а Мария, дабы за Борю выйти, чуть ли не в монастырь постричься поклялась.
— Но она все же вышла за него, а не за князя! И я тоже добьюсь своего! — Федор поцеловал девушку и поднялся. — Давай одеваться!
— Ты можешь не спешить, мой царевич, — разрешила девушка. — Я же знаю, что твой батюшка отъехал в Муром. Суетись, не суетись, но до зимы он все равно не вернется.
25 января 1574 года
Великий Новгород, Никитский двор
Государь вернулся в царский дворец аккурат после Крещения, встретив торжества в Сергиевом Посаде и только потом доехав до любимой столицы. Вернулся он без особой пышности, ибо ожидаемая война с черемисами так и не случилась. Бунтовщики сами явились в Муром, покаявшись за напавшее на них безумие, поклялись впредь служить русскому царю верой и правдой, подписали на то шерстные грамоты, были милостиво прощены и отпущены восвояси — на чем ратный поход, не успев начаться, благополучно завершился.
Первые дни Иван Васильевич, конечно, отдыхал: парился, писал новые стихиры, играл в шахматы, посещал службы. Затем решал накопившиеся дела, подписывал грамоты, принимал просителей. И только после этого жизнь повелителя всея Руси вернулась в обыденное, привычное русло.
Царевич выбрал для разговора вечер постной среды, после бани. Распарившегося государя обычно отпускали боли, на которые Иван Васильевич начал жаловаться последние месяцы, и потому настроение его всегда улучшалось. Царь садился в подушки широкого дивана в одной из своих горниц, пил репной квас, закусывая его копченой белорыбицей, и играл в шахматы с кем-то из ближних бояр: с Богданом Бельским али Петром Морозовым, если желал легко выиграть, или с князем Мстиславским, коли хотел за игру поволноваться.
Именно в такой благостный час Федор Иванович и вошел в отцовские покои — жарко натопленные, пахнущие дымком, и хмелем, и мокрой шерстью. Вестимо, от персидских ковров на полу или ногайских на стенах. На шахматной доске, за которой возлежал князь Мстиславский в крытом атласом татарском халате и войлочной тафье, фигур почти не осталось. Судя по задумчивому виду, ход был за Иваном Васильевичем, тоже облаченным в халат поверх сорочки и в красную тафью с вышивкой обычным катурлином.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу