Мор Йокаи - Сыновья человека с каменным сердцем

– Я вас туда проведу, А это что за красавица? – кивнул он в сторону Эдит.

– Она со мной.

– Понимаю.

Старый гусар отдал поводья коня товарищу и повел женщин к кладбищу.

Маленький белый домик, служивший когда-то жильем кладбищенского сторожа, теперь стал штаб-квартирой Рихарда. Капитан занимал тесную комнатушку, единственное окно которой смотрело в сторону города.

Рихард только что вернулся из ночного обхода. Он отпер дверь своей комнаты, зажег свечу и тут же сердито ударил кулаком по столу:

– Опять они здесь!

Кто «они»?

На столе лежали аккуратно раскрытые свежие пештские газеты. Заголовки некоторых статей были подчеркнуты красным карандашом.

– В огонь их!

Но прежде чем бросить газеты в огонь, он все же решил их мельком пробежать.

А начав читать, тем более не захотел предавать крамольные листки сожжению. Чего доброго, восстанут из пепла!

Он сел за стол, обхватил нахмуренный лоб ладонями, снова и снова перечитывал отмеченные строки, все больше мрачнея.

«Неправда! Все это ложь! Не может быть этого, – кричала его душа, споря сама с собой. – Врут, бессовестно врут! Невозможно вершить подобные дела!»

Кто-то вошел. Второпях он скомкал газету.

То был господин Пал.

Рихард сердито набросился на него:

– Кто опять по-воровски подбросил мне эти проклятые газеты? Кто положил их на стол?

Господин Пал ответил с невозмутимым спокойствием:

– По-воровски украсть – это я понимаю. А вот, что можно по-воровски подбросить, – это для меня новость.

– Я запираю свою комнату на ключ, и каждый день сюда контрабандой протаскивают кипу газет. Чьих это рук дело?

– Знать не знаю, что это за газеты. Ведь я и читать не умею!

– Врешь! Подлый человек! Думаешь, я не знаю, что ты, седая твоя борода, вот уже третий месяц учишься читать? Кто тебя учит?

– Его уже нет. Как раз вчера помер, бедняга. Наш горнист. Он был когда-то студентом. На него смерть давно уже зубы точила. Говорил я ему: не забирай, друг, своей грамоты на тот свет, оставь на этом свете для Меня хоть немного.

– А зачем тебе, старому, грамота? – продолжал допытываться капитан.

Господин Пал расстегнул воротник и жестко сказал:

– Легко мог бы ответить вам на этот вопрос неправду, если бы врать хотел: хочу, мол, заделаться на старости лет сержантом, потому и учусь. Но я этого не скажу. А скажу я вам, сударь, вот что: для того я хочу грамоту уразуметь, чтобы знать, что творится у нас там, дома.

– Значит, ты тоже читаешь эти газеты? Откуда вы их берете?

– Давайте, сударь, отложим этот разговор. Я к вам с рапортом. Две женщины хотят переговорить с господином капитаном.

– Женщины? Как они сюда попали? Откуда пришли?

– Из города.

– В почему их пропустил сторожевой пост?

– Они пароль назвали.

– Снова враки. Я только что назначил новый пароль, и никому в городе он не известен. Его при всем желании не успели бы выдать.

Старый служака с угрюмым упрямством признался:

– Они Другой пароль знают…

– Другой? Какой еще может быть здесь пароль, кроме моего? Да тут целый заговор! Ну, подожди, я расправлюсь с вами. Расстрелять обеих лазутчиц и немедля!

Рихард в ярости швырнул саблю об пол. А господин Пал взглянул на него незлобливо и снисходительно, как добродушный дедушка на своего упрямого и капризного внука, и сказал:

– Одна из женщин – мать господина капитана.

Теперь старый денщик получил полное удовлетворение: он видел, как с разъяренного капитана точно рукой сняло гнев и он окаменел от изумления. Глаза молодого офицера расширились, рот остался полуоткрытым, рука, только что отшвырнувшая саблю застыла в воздухе.

Рихарду чудилось, что он видит сон: старый слуга отворил дверь, и из темноты в комнату вошла высокая женщина со спокойным, внушающим чувство глубокого уважения и даже благоговения лицом, а вслед за ней – другая, в чьем взгляде сияла наивно-чистая детская душа и ангельская любовь. Обе женщины были в простом дорожном платье, забрызганном грязью; они промокли и едва держались на ногах от усталости.

То, о чем несколько минут назад Рихард читал в про» клятых пештских газетах, те россказни, в которые он не верил, тот невероятный кошмар – все это теперь предстало перед ним в ином свете. Эти две женщины принадлежали к числу тех, кого кровожадные дикие орды с факелами и топорами в руках преследуют темными ночами, на чьих глазах убивают мужей, братьев и сыновей; переодевшись в бедную одежду, эти женщины чудом спасаются от расправы и пешком, по колено в грязи, в дождь и слякоть бегут из своих горящих домов, чтобы, представ в устрашающем и зовущем к мщению виде перед лицом венгерских патриотов, призвать их к смертельной борьбе. До сих пор эти люди были для Рихарда загадкой, он с ними еще не сталкивался.