– Одного я уже сжила со свету!
И так ударила по воздуху стиснутым кулаком, словно сжимала в нем невидимый кинжал, отравленное острие которого способно настичь жертву на любом расстоянии.
– Этот уже мертв. Я убила его! – воскликнула она и, не разжимая кулака, ударила себя в грудь, в прекрасную грудь, которая могла бы стать вместилищем всех блаженств рая.
Потом схватила Эдит за плечи и, впившись ей в глаза сверкающим от злобного торжества взором, воскликнула:
– Дочь священника овдовела, очередь, за следующим! Теперь это будет твой возлюбленный!
В довершение жестокости она преподнесла Эдит сверток с отрезом черного крепа.
– Вот, возьми себе! Это – для твоего траурного платья.
И Эдит поблагодарила ее за подарок.
…Если бы Альфонсина только знала, кого она сжила со света! Человека, которого осыпала в былые дни поцелуями, кто любил ее больше всех и продолжал любить до смертного часа, кто простил ей даже тогда, когда знакомый почерк подсказал ему, чья рука уготовила ему могилу.
В день разыгравшейся мигрени
Облеченный неограниченной властью наместник был подвержен приступам сильной головной боли. Этот недуг поразил его во время осады Брешии. [153]Когда он вступал в захваченный город, какой-то монах дважды выстрелил из окна ему в голову» Но промахнулся.
В отместку генерал приказал казнить самых почетных граждан Брешии, соорудив из их трупов настоящую гекатомбу.
Однако с головой у него, видимо, не все обстояло благополучно. С этого дня его постоянно мучила ужасающая мигрень. Пульсирующая боль была так сильна, что казалось, будто все предназначенные им для чужих голов пули жалили его собственную.
В такие часы к этому влиятельному мужу было страшно подходить. Неистовая боль заставляла его злиться даже на самых приближенных людей, даже на любимцев. Он у каждого находил недостатки, всех в чем-то подозревал, никого не щадил.
Ведь не щадит же неведомый демон его собственную голову, подвергая могущественного вельможу мучительной пытке! Демон этот обручем стягивает ему лоб, словно навинчивая на него «испанскую диадему>, молотками стучит в висках, погружает его голову в раскаленное адское пекло, окрашивает огнем лежащий перед его глазами мир.
Тщетно в такую пору обивают люди пороги его канцелярии, моля о помиловании, напрасно пытаясь объяснить ему истину. Разве его собственный мучитель щадит? Разве существует радикальное средство, чтобы исцелить его самого от нестерпимых мук?
И вот от такого изверга зависели человеческие судьбы; он чинил расправу над побежденной нацией!
Однажды поздним вечером, во время очередного приступа мигрени, измученный вельможа сидел в одиночестве в своем кабинете и в десятый раз швырял на пол еще одно бесполезное лекарство.
Заходить к нему в такую пору никто не смел. Он выгонял даже врачей, виновных в том, что они не в силах были излечить его недуг.
Лечь в постель было невозможно: в лежачем положении боль становилась и вовсе невыносимой. Поэтому он или сидел, или расхаживал взад и вперед по комнате.
Однако камердинер все же отважился войти на цыпочках в кабинет.
– В чем дело? – с яростью потревоженного тигра рявкнул на него могущественный сановник.
– Там желают поговорить с вашим высокопревосходительством.
– Гони в шею!
– Какая-то женщина…
– К черту всех женщин с их воплями! Я не желаю сегодня видеть их плаксивых физиономий! Вышвырни всех, кто лезет ко мне клянчить. Не приму ни одной бабы.
– Но эта дама – баронесса Альфонсина Планкенхорст, – осмелился заметить камердинер.
– Ну и сидела бы себе в преисподней! Ночь – не время, для приема посетителей. Как видно, баронесса Альфонсина привыкла к ночным визитам.
– У нее, как она говорит. неотложное дело к вашему высокопревосходительству. Она заявила, что если вы даже едва дышите, все равно ей надо срочно побеседовать с вами.
– Дама с норовом, что и говорить. Хорошо, впусти ее! Ведь это не женщина, а сущий дьявол.
Вельможа, с обвязанной платком головой, опустился в кресло и в таком виде стал ждать посетительницу.
Вошла одетая в дорожный костюм Альфонсина и плотно притворила за собой дверь.
– Прошу вас, баронесса, изложите покороче то, что вы имеете сообщить: голова у меня просто раскалывается.
– Скажу в двух словах, господин фельдмаршал. Сегодня я узнала, что вас смещают с поста наместника Венгрии.
– Ах!..
Для больного человека известие это прозвучало как пушечный выстрел. Оно пронзило ему мозг.
Читать дальше