Мор Йокаи - Сыновья человека с каменным сердцем

Итак, начальники обоих штабов погибли. Они завершили свою борьбу.

Крепостные стены, батареи уже в руинах, противники теперь стоят друг от друга на расстоянии штыкового удара.

Пора решающего штурма назрела. Грядущий день будет последним.

Одному из борющихся исполинов не суждено дожить до следующего рассвета!

Итак завтра!

Ему, этому грядущему дню, суждено стать той знаменательной датой, когда меч Аттилы достанет до неба и пронзит звездную корону.

Уже дан приказ приступить к штурму.

В полночь двадцать четвертого мая будет произведена ложная атака на бастионы, после чего все штурмовые отряды отступят. И когда враг решит, что выигран еще один день, на заре грянет условный пушечный выстрел, По этому сигналу начнется штыковая атака, и венгры по осадным лестницам ринутся на каждый бастион, на все ворота.

Тяжелее всех придется тем, кому предстоит карабкаться вверх по обломкам рухнувшей стены, и тем, кто должен будет взбираться по лестницам на главный бастион, а также воинам, которые по спинам друг друга полезут на каменную ограду крепостного парка.

Для участия в этих наиболее опасных операциях отобрали самые доблестные, проверенные в огне батальоны, а затем обратились к храбрейшим воинам всей армии с призывом добровольно присоединиться к этим атакующим отрядам.

Большая честь – идти в первых рядах, принять на себя град вражеских пуль, грудью защищая идущих позади, притупить острие вражеских штыков и заполнить своими телами рвы!

Многие тысячи добровольцев просили удостоить их этой чести. Артиллеристы, меньше других утомленные боями последних дней, гусары, нетерпеливо рвущиеся вперед, – и те и другие умоляли своих начальников разрешить им принять участие в штурме. Даже национальные гвардейцы, над которыми всегда подтрунивали солдаты, даже тоскующие по дому отцы семейств и ополченцы, на которых привыкли смотреть свысока, – все устремлялись вперед, выражая желание идти в первых рядах атакующих.

Уже никто не вспоминал о былых разногласиях, все старались забыть о расхождениях в политических взглядах. Люди в киверах с белыми и красными перьями соревновались лишь в том, кто из них раньше взберется на вершину бастиона.

Накануне вечером Эден Барадлаи посетил брата, который находился в кавалерийском лагере у подножья горы Геллерт. Со времени недавней ссоры они не встречались, какая-то натянутость все еще оставалась между ними. Приход брата очень обрадовал Рихарда.

«Эден все же разумнее меня, пришел ко мне первый», – подумал он и постарался как можно радушней принять брата. А Эден держался как всегда.

Только одет он был в национальный гвардейский мундир, видимо по той причине, что солдаты весьма неодобрительно посматривали на людей в гражданской одежде. По их мнению, всякий, кто не носил в то время саблю, не мог считаться настоящим мужчиной.

– Итак, завтра утром – на решительный штурм, – сказал Эден.

– Знаю, Эден. В полночь – ложная атака, на рассвета – штурм.

– Часы у тебя идут правильно? – спросил Эден.

– А я и не гляжу на них, – пренебрежительно заметил Рихард. – Раздастся орудийный выстрел, и я буду знать, что начинается бой.

– Ты плохо осведомлен. Отряды добровольцев должны выступить уже за полчаса до первого пушечного выстрела. Им нужно с места расположения третьего корпуса атаковать большую ротонду, а с позиций второго корпуса – крепостной парк. Поэтому будет очень хорошо, если ты поставишь свои часы по моим; я сверил их с часами главнокомандующего.

– Ладно, ладно, так я и сделаю.

Рихард все еще немного хорохорился – людям с его характером трудно отказаться от некоторой бравады. Солдаты при всем своем уважении к штатским смотрят на них несколько свысока: никогда, мол, не нюхали пороха. Что касается Эдена, то он, напротив, сохранял обычное для него спокойствие.

– А теперь послушай, что я тебе скажу, – обратился он к Рихарду. – Несколько дней назад ты мне бросил слово, которое я не хочу повторять даже про себя.

– Эх! Неужели ты так злопамятен, что все еще помнишь об этом?

– Такие слова не смеет безнаказанно говорить Барадлаи ни один человек, даже родной брат. И нанесенное оскорбление не так просто стереть.

– Чего ты, собственно, хочешь? Не драться же нам на дуэли!

– Да! Между нами произойдет самый настоящий поединок, но такой, какой единственно возможен между братьями; я по-прежнему люблю тебя, но не могу простить оскорбления. Ты добился, чтобы тебя зачислили в добровольцы, которые со штыками наперевес станут атаковать бастионы крепостного сада. А я попросил зачислить меня в ряды добровольцев, которые будут по штурмовым лестницам атаковать ротонду. Как только ты услышишь пушечный выстрел, в тот самый миг и начнется наш поединок. Я двинусь по осадным лестницам, ты – через сад, а барьером нам послужит траншея. Победителем окажется тот из нас, кто первым достигнет верхушки крепостной стены.