Лакей в красной ливрее поднес ему на большом серебряном подносе какой-то прохладительный напиток, и юноша взял стакан. В эту минуту кто-то сжал его локоть и произнес:
– Нет, этого пить не стоит!
Юноша обернулся, и на лице его впервые за все время бала проступила улыбка.
– А, это ты, Леонид?
Тот, кого называли Леонидом, был стройный гвардейский офицер в плотно облегавшем мундире; это был цветущий круглолицый молодой человек с залихватски закрученными кверху светлыми усиками, с пышными бакенбардами и густыми бровями, которым очень соответствовало решительное выражение живых серых глаз. – Я уж думал, ты сегодня так и не покинешь танцевальный зал! – сказал он с дружеским упреком.
– Я танцевал с твоей невестой. Не видел? Она – прелестная девушка.
– Прелестная, прелестная. Но что мне до того, если я не могу на ней жениться, пока не достигну совершеннолетия и не получу очередного повышения по службе. А ждать этого ровно два года. Не может же человек все это время довольствоваться одними смотринами. Пошли отсюда.
Иностранец колебался.
– Не знаю, удобно ли так рано?
– Не слышишь – уже звучит гимн! Мы улизнем через боковой выход, там ждут мои сани. Уж не ангажировал ли ты какую-нибудь куклу на танцы?
– Да, княжну Ф… Меня представил ей гофмейстер. Я и впрямь должен ей одну кадриль.
– Бога ради, подальше от нее! Она превратит тебя в шута, как и других. Вся эта комедия ничего не стоит. Здесь выставляют напоказ свои красивые плечи, а затем требуют: коли взглянул на девицу, будь любезен – женись, а загляделся на замужнюю – становись ее шутом. Ах, эти алебастровые шеи и плечи, эти льнущие к тебе сильфиды, эти смеющиеся очи! О дьявольское наваждение, исходящее от ангелов. Тут все недоступно. Поедем туда, где доступно все.
– Куда ты хочешь меня везти?
– Куда? В ад! Боишься попасть туда?
– Нет, не боюсь!
– А в рай?
– И туда не прочь.
– А если я повезу тебя на Каменный остров, в грязную, вонючую корчму, где пируют матросы? И туда пойдешь со мной?
– Пожалуй.
– Вот, брат, за это я и люблю тебя!
Леонид обнял чужеземца, облобызал его и увлек за собой через знакомый ему боковой выход, вниз по лестницам, вон из мраморного дворца. В легкой бальной одежде они добежали до набережной Невы, где их ожидали сани; там они закутались в заранее приготовленные теплые шубы, и через минуту два добрых рысака, позванивая сбруей, понесли их вскачь по невскому льду.
Один из друзей был Леонид Рамиров, молодой русский дворянин, другой – старший сын Барадлаи, Эден.
Когда сани промчались мимо освещенных лунным сиянием дворцов, Эден спросил у приятеля:
– Послушай, мне кажется. Каменный остров не в той стороне.
– А мы вовсе не туда едем, – спокойно отвечал Леонид.
– Но ведь ты сам сказал!
– Да, сказал, чтобы ввести в заблуждение любопыт» пых, которые прислушивались к нашей беседе в малахитовом зале.
– Куда ж мы все-таки едем?
– Сейчас мы катим по Петровскому проспекту. Прямой дорогой на Петровский остров.
– Но там ведь нет ничего, кроме пеньковых и сахарных заводов.
– Ты прав. Вот одну из таких сахароварен мы и посетим.
– Ладно, будь по-твоему, – ответил Эден и, плотнее закутавшись в шубу, откинулся на спинку сидения. Казалось, он задремал.
Прошло полчаса, прежде чем сани вновь пересекли лед Невы и остановились перед красным особняком, замыкавшим собою длинный парк.
Леонид потряс друга за плечи:
– Приехали.
Все окна особняка были освещены: вошедших с мороза гостей в вестибюле встретил необычный запах, несомненно присущий сахарному производству, но имевший мало общего с запахом сластей. Молодые люди вошли в маленькую дверцу под сводами, и навстречу им двинулся какой-то полный господин с гладко выбритым лицом. Он спросил по-французски: «Чего желают господа?»
– Осмотреть сахарный завод, – ответил Леонид.
– Только завод или еще и рафинерию? – спросил француз.
– Только рафинерию, – шепнул Леонид и вложил ему в руку ассигнацию, которую тот не спеша расправил и внимательно разглядел. Это была сторублевая кредитка, и человек, пробормотав «bien», [10]сунул ее в карман.
– Этот господин с вами? – спросил он, указав на Эдена.
– Разумеется, – отвечал Леонид. – Дай ему сотню, Эден. Это – входная плата. Не пожалеешь.
Эден, ни слова не говоря, вручил деньги французу.
Тот повел их вдоль коридора. Кое-где двери были открыты, из них струился свет, доносился шум и грохот машин, свист пара и удушающий смрад. Молодые люди не зашли в цехи, а направились дальше; наконец они достигли низкой железной двери. Провожатый распахнул эту дверь и пропустил гостей в полуосвещенный коридор, предоставив им дальше идти одним.
Читать дальше