Авенир Крашенинников - Затишье

— Болезни, Лева, происходят от разных микробов. А микробы передаются от людей. Чем грязнее, чем голоднее мы живем, тем больше микробов.

— Их тоже господь сотворил?

— Люди сотворили. Когда людей не было, микробы имели совсем иной нрав.

Оба сидели в маленькой детской. На коврике — крест-накрест — игрушечные сабля и ружье. Одноглазый медведь стариковствует на платяном шкапчике. Стол у Левушки новенький, новая грифельная доска. Что он впишет в нее?

Они разговаривали, а Костя ждал: вот сейчас призовут к чаю.

…Тогда бежал он с бала с Иконниковым, коротко поблагодарил его и Анастасию, отказался от ужина. Ох, как ненавидел он этого лощеного поручика Степового, как жалел, что не дал ему пощечину. А потом лес, тихий, ждущий, голубоватая поляна, барьер из шинелей. Они сходятся, ближе, ближе. С ветвей обрушивается лавина, поручик падает, зажав сердце. Костя бледный, потрясенный, входит к Наденьке: «Судите меня, я убил вашего Степового!» Или начинается война с турками. Костя, истекая кровью, держит поручика за горло: поручик хотел перебежать к врагу…

— Чепуха, все чепуха, — говорил Костя ночной улице. — Пора быть взрослым, пора отрезветь.

Он пробежал по тропинке. Окно дома светилось изнутри желтым кошачьим зрачком. Хозяйка стояла на коленях в темном извечном своем платье, тыкала в грудь сложенными перстами. Стараясь не греметь, Костя разделся, прошел к себе. Пожалуй, он завидовал людям, что в вере обретают душевный покой. Еще в гимназии отец Никандр, струя промеж белых пальцев шелковистую бороду, наставительно говаривал: «Завелись на нашей святой земле слуги антихристовы, отвращают от истинной веры, ввергают заблудших в шатания и горести и допрежде суда господня обрекают себя нечестивцы на адовы муки сомнения. Ибо нет утешенья без веры…» Но и с верой нет утешения. Что замаливает хозяйка, что просит у бога?..

— Константин Петрович, — дергает за рукав Левушка. — Вас к чаю зовут.

Вот оно! Костя прибивает ладонью волосы. Колени деревенеют, и он, как на ходулях, ступает в гостиную. Нестеровский уже по-домашнему. В руках у него шелестят «Пермские губернские ведомости».

— Наденька, разливай. А я вам прочту весьма любопытное.

Костя старался на нее не глядеть, но видел, как ее руки с тонкими запястьями царят над столом, как ласково кладет она отцу сахар, наливает чай. Пальцы от пара чуть розовеют, отражаются в самоваре выпукло и удлиненно.

Раньше Наденька с отцом пили вечерний чаи в уютной комнате рядом с гостиной вдвоем. Теперь по какой-то совсем непонятной Косте прихоти полковник приглашает его. А для Наденьки Костя не существует. Хотя и ему пододвигает она чашку, и ему говорит: «Берите, не стесняйтесь, Константин Петрович…»

— Так вот, молодые люди! — полковник отхлебывает чай, от наслаждения жмурится. — «Пермский земский исправник Хныкин, пристав второго стана Тарабукин и отставной чиновник Ильин, при двух казаках казачьего войска, представили господину начальнику Пермской губернии временнообязанного крестьянина села Насадского, княгини Бутеро-Родали, Александра Кокшарова, известного под именем „Ратника“, который, находясь в бегах с 1857 года, неоднократно возбуждал крестьян к неповиновению. Пойман вооруженный в Кунгурском уезде».

В глазах у Наденьки неожиданно что-то блеснуло:

— Ну и что, папа? Поручик Стеновой рассказывал — ловят каждый день.

— А то, что этот Кокшаров чуть не четыре года собирал жалобы крестьян по всей России, думая отнести их государю…

Наденька подняла голову, ожидая дальнейшего. Но полковник нацелился на Костю.

Какая вера! Нет, вы только подумайте, какая вера. И за эту веру слуги государевы бросают мужика за решетку.

У Кости все еще не прошел внутри ожог: так было больно, когда Наденька вспомнила Стенового. И потому, не думая, ответил:

— Они не видели, царя, не знают, что он лицемер.

— А вы видели? — приподнялась Наденька.

— Не видел. Но нос к носу сталкивался с его сатрапами.

И вдруг вскипели, взбунтовались в нем слова, которые он слышал в подвальчике в Петербурге, которые столь внушительно напомнил Иконников. Взбунтовались и хлынули через край. Он поднялся, от возбуждения пятна пошли по лицу.

— Не к царю идти нужно! Мы, молодые, способны спасти Россию! Мы — ее настоящая сила! Мы — вожаки народа! И должны объяснить народу и войску все зло, которое приносит нам императорская власть!..

Нестеровский уронил газету, затрясся, захохотал на всю гостиную, проговорил, вытирая глаза салфеткой: