Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Хань Суншань по-дружески, как и ранее, схватил Ван Вэньци за плечо, по-свойски сказал:

— Не сердись, я пошутил!

Вдоль улиц и дорог города все заводы, магазины, учреждения, школы, народные комитеты были облеплены «признаниями», «решениями», «клятвами»; а также «письмами с выражением преданности Центральному комитету и председателю Мао». Они появились с высокого одобрения многоуважаемого председателя Мао и благодаря положительной их оценки «дацзыбао». [6] Дацзыбао — газета, написанная большими иероглифами на бумаге, фанере, на стенах, заборах и т. п. Все предприятия, все их филиалы, все китайцы боялись, чтобы о них не подумали, что они пассивно или совсем безучастно отнеслись к классовой борьбе, названной «Великой социалистической культурной революцией». Народ всегда готов объявить войну еще одной «черной банде», которую укажет Центральный комитет партии и председатель Мао. Громить ее словом и пером. Так как народ абсолютно верит, что Центральный комитет партии и председатель Мао ни в коем случае не могут несправедливо обидеть любого хорошего человека. Как естественно, не могут потворствовать плохим людям. Следуя тезису об «абсолютной вере» можно было предположить, что если в газетах появятся сообщения о том, что видели как Дэн То, У Ханя и Ляо Моша взяли под стражу и под конвоем увели к месту казни, а там расстреляли, то на следующий день народ, разожженный страстями, обязательно хлынет на улицы и будет восторженно приветствовать великую победу в классовой борьбе. Народ настолько привык к мысли о единстве Центрального комитета и председателя Мао, что был уверен в, единстве их убеждений, допускал безразличное отношение к происходящему лишь со стороны одиночек. Эта «Великая социалистическая культурная революция» началась с опубликования двух статей не в газете Центрального комитета «Жэньминь жибао», а в газете «Цзефан цзюнь бао». Народ никак не мог предположить, что через несколько месяцев председатель Мао разделит Центральный комитет партии на два штаба: пролетарский и буржуазный, предоставив возможность каждому партийному, государственному и военному руководителю, каждому китайцу четко выразить свою позицию, т.е. определиться: на стороне какого штаба — пролетарского или буржуазного — он стоит.

Мать все ж таки не смогла взять взаймы недостающие деньги, и я вынужден был забрать старшего брата из психиатрической больницы. Как только брат возвратился домой, сразу не только наша семья, но и все жильцы двора почувствовали беспокойство. Возможно под воздействием общественных явлений болезнь брата усугубилась, форма депрессии перешла в форму бредовых политических фантазий.

Уже в тот день, когда мы шли с ним из больницы домой, я, внимательно понаблюдав за ним, заметил признаки такого рода изменений. Брат, проведший несколько месяцев в психбольнице, был так рад, как будто его выпустили из-за решетки. Только мы перешли мост, как на нас обрушился политический шум города. Звуки гонгов, барабанов, выкрики призывов и всякий другой шум лез в уши. Весь город был в лозунгах и дацзыбао. Машины, пропагандирующие идеи Мао Цзэдуна, и большие передвижные автомобили по борьбе с «черной бандой» курсировали по городу. Люди с красными знаменами и портретами председателя Мао на листах фанеры шли к горкому или провинциальному комитету партии с петициями и какими-то протестами, только успевала пройти одна колонна, тут же надвигалась другая. Агитотряды просвещенцев из институтов, средних и начальных школ на улицах и площадях города давали представления по разгрому «саньцзяцуньцев».

— Для чего все это?— спросил брат, вертя головой налево и направо.

— По всей стране началась «Великая культурная революция» — ответил я. — Вот появился отряд, провозглашающий призыв: «Разгромим Дэн То, У Ханя, Ляо Моша, клянемся вывести на чистую воду «саньцзяцуньцев» из Харбинского горкома!»

— Очень хорошо, очень хорошо! — говорил Брат сам себе непрерывно кивая головой, глаза его сияли. Не представляя ради чего, он пристроился в хвост колонны. Мне стоило больших усилий увести его на тротуар.

Придя домой и увидев мать, брат бросил первую фразу:

— Ма, я буду участвовать в «Великой культурной революции!»

Мать оторопело уставилась на брата. Потом обернулась ко мне с вопросом:

— Здоровье твоего старшего брата улучшилось? Что говорят врачи?

— Врачи не сказали, что ему стало лучше.