Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Из его глаз выкатились мужественные слезы.

Мы растрогались до предела. Мои глаза наполнились слезами. Сам же идеальный, образцовый «предводитель» из Сычуани сразу вырос в моих глазах и душе, засверкал героическим ореолом, стал человеком, достойным воспевания и оплакивания.

Я прочно запомнил две строки из одного стихотворения: «Солдат хочет отдать свою жизнь и кровь для того, чтобы везде росли цветы революции!».

В те годы очень многие злоупотребляли стихами. И в спорах, и в речах, и в агитационных выступлениях без стихов почти не обходились, если уж ты открыл рот, то обязательно подавай стихи. Правда, они не имели таких блестящих успехов у публики, как известные артисты Пекинской оперы у заядлых театралов, чьи выступления были вершиной совершенства. Однако их трескучие стихи прославляли исполинский, бесстрашный героизм и способны были так растрогать людей, что те плакали в три ручья, не в силах сдержать слезы. Если же говорить о хунвэйбинах, то на их долю выпала эпоха, когда даже сам воздух был пропитан революционным героизмом, и они жили этим. Точно также, как нынешнее поколение молодежи не может обойтись без современных популярных песен. Я даже считал, что если «предводитель» не смог выполнить свою миссию так, как задумал, но пожертвовал собой, то он оказался более выдающимся, и отважным героем, чем те, о которых говорится в упоминавшихся двух строках стихотворения. О, как трагично и мужественно все это было! Эх, если бы я тоже мог быть похожим на него! Если бы, как он, получил поручение тысяч людей выполнить святую миссию и должен был бы пожертвовать собой! А если не выполнил ее, то должен был бы избрать его путь — героически пожертвовать собой, принять трагическую, но благородную смерть! Такая смерть — это редкое счастье, это — величайшая слава. Жаль только, что перед отъездом в Пекин никто не уполномочил меня на какую-нибудь миссию. Впрочем, мать просила во что бы то ни стало купить фотографию, на которой изображены вместе председатель Мао и заместитель верховного главнокомандующего Линь. Тогда в Харбине их невозможно было достать. Ни в одном доме я не видел блестящего образа заместителя верховного главнокомандующего, это всегда вызывало некоторое беспокойство в душах людей. Так что никто не давал мне таких важных поручений, ну да и ладно. Некоторые просили призвать к ответу, а кого — не сказали. Если, предположим, поднатужиться, то в Пекине можно достать ту фотографию, но разве можно говорить в таком случае об ощущении выполненной «миссии». Сердце все время напоминало о какой-то священной «миссии», а вот ее то и не было. Не выпадало случая проявить свое величие, героического не предвиделось. Если не куплю фотографию, то не выполню настойчивую просьбу всего лишь одного человека — матери. Похоже, это не тот случай, когда жертвуют собой ради памяти о погибших героях. В душе я чувствовал скрытую досаду. Лучи революционного героизма даже в те годы не могли пробиться ко мне через огромную толпу.

Когда мы подъехали к Институту геологии, водитель, устало зевая, поторопил нас быстрее выходить.

Как только мы сошли с машины, из пункта приема вышел человек и громко крикнул водителю:

— Ты зачем их сюда привез? Где размещать? Ясно, что в глазах этого человека мы не были гостями председателя Мао, и какая ему польза предоставлять что-то кому-то нежеланно. Водитель проворчал:

— Они вынудили меня везти их сюда!

— Садитесь в машину, садитесь в машину, все садитесь в машину! — кричал он, как на скот, снова загоняя нас в автомобиль.

Мы везде встречали холодный прием. Каждый из нас, что бы не накипело у него на душе, молча устремил взор униженного человека в сторону «предводителя», никто не осмелился поднять шум. Под взглядами людей он на какое-то время опустил голову.

Потом, посмотрев вперед, заявил:

— Я — их руководитель, я...

Тот человек нетерпеливо перебил его:

— Ты тоже садись в машину, поменьше разглагольствуй! «Предводитель», повысив голос, с сердцем заявил:

— Раньше я был телохранителем у уважаемого Хэ!

Тот человек быстро взвесил сказанное и, как бы сомневаясь, спросил:

— Правда?

— Я пять или шесть лет ходил у него за спиной, вся его семья прекрасно знает меня! — с достоинством ответил «предводитель». Тот человек поверил ему, громко крикнул:

— Действительно много дорог исходил ты, где только не побывал, зря время не тратил! Тогда ты никуда не уезжай, оставайся здесь, будем разоблачать антипартийную деятельность Хэ Чангуна! — повернув голову в сторону приемного пункта, крикнул, — бывший телохранитель Хэ Чангуна, проводите его к двери, возьмите под стражу!