Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой

— Конечно, не будем. А пальнуть по москалям нужно только раз?

— Пальните для начала по разу, а дальше видно будет.

— Добре, батько.

Слушая разговор Гордиенко вначале со шведским полковником, а затем с сотником, Мазепа прятал под усами довольную Улыбку. Молодец, Костка, сразу догадался, как утереть нос заносчивым шведам, считающим себя лучшими солдатами Европы и свысока посматривающим на всех своих союзников, не делая исключения для казаков. Ты, швед, считаешь шуткой соревнование мушкета и пушки на такой дистанции? А не приходило тебе, лучший в Европе вояка, в голову, что нередко главное не в том, из какого оружия ведется стрельба, а в чьих руках оно находится? По всей видимости, нет. В таком случае, хлопчики-сечевики сию истину тебе сейчас докажут.

— Пан полковник, сотня моих казаченек решила проверить, не отсырел ли у них порох за время пребывания в гостях, — продолжил разговор с командиром королевского эскорта Гордиенко. — Чтобы не стрелять попусту, они пошлют из мушкетов ответный привет царским солдатам. Пускай твои люди подсчитают, скольким москалям достанутся запорожские гостинцы.

— Как я понимаю, у вас избыток пороха, господин запорожский гетман, — заметил шведский полковник. — И если вы пожелали развлечь нас в утомительной дороге пальбой в никуда, ничего не имею против этого.

Полковник отдал команду нескольким сопровождавшим его офицерам, и в руках у двух появились подзорные трубы.

Тем временем отобранная Паньком сотня казаков съехала с дороги, растянулась цепочкой и медленной рысью направилась к облюбованному Гордиенко кусту. Первым с мушкетом поперек седла трусил один из куренных атаманов, замыкал цепочку сотник. Достигнув куста, куренной натянул поводья, заставив жеребца заплясать на месте, а сам, привстав на стременах, вскинул к плечу мушкет. Выстрел — и пушкарь, подносивший к орудию на крепостном валу зажженный фитиль, выронил его из рук и упал подле лафета. Куренной, уступая свое место следовавшему за ним казаку, рванул поводья, огрел жеребца нагайкой и бросил его в карьер. Второй выстрел — и еще у одного орудия рухнул канонир с зажженным фитилем.

У куста появлялись все новые казаки, мушкетные выстрелы гремели один за другим, артиллеристы на крепостном валу все чаще падали замертво на орудийные площадки. Наступил момент, когда все пять пушек смолкли, и казачьи пули начали разить высыпавших на вал и взобравшихся на крепостную стену русских пехотных солдат, решивших поглазеть на неприятеля и пострелять в него из мушкетов. Когда в крепостной ров со стены свалились несколько трупов, оставшиеся в живых артиллеристы и пехотинцы стали покидать вал и стены, и запорожцам пришлось вести огонь уже по стремительно разбегавшимся, полусогнутым фигурам врагов, а замыкавшим цепочку сечевикам вообще досталось стрелять на авось по амбразурам и смотровым целям в крепостной стене и двух ближайших к ним сторожевых башнях.

Подскакавший последним к кусту сотник не увидел на валу и стенах ни одного человека, там лишь валялись трупы да сиротливо стояли орудия. Надеясь на удачу, Панько остановил коня, поднялся в полный рост на стременах и замер с мушкетом у плеча, не спуская ни на миг внимательных глаз с верхушки крепостной стены и башен. И счастье улыбнулось казаку! На смотровой площадке одной из башен появился русский офицер в расшитом позолоченным галуном мундире и, размахивая шпагой, принялся что-то кричать, перегнувшись по пояс через защитную стенку смотровой площадки во двор крепости. На одинокого казака в поле офицер попросту не обратил внимания, всецело поглощенный, видимо, попыткой заставить уцелевшую орудийную прислугу возвратиться к пушкам.

И напрасно. Тщательно прицелившись, сотник нажал на спусковой крючок мушкета, и офицер, захлебнувшись в крике, выпустил шпагу и повис вниз головой на защитной стенке смотровой площадки. Вытянув коня нагайкой, Панько под радостное улюлюканье и свист сечевиков стал догонять свою сотню.

— Что насчитали твои наблюдатели, пан полковник? — спросил Гордиенко у командира шведского эскорта.

— Один насчитал сорок два попадания, второй — сорок одно, — сдержанно ответил полковник. — Для ровного счета остановимся на сорока. У вас прекрасные стрелки, господин запорожский гетман, — не удержался он от похвалы. — Королевская армия гордилась бы такими солдатами, в моем полку каждому подобному стрелку не было бы цены, и он состоял бы на особом счету.