№ 129
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ ГОД ИЗДАНИЯ
Андрей СЕРБА — Никакому ворогу… 2
Владимир РЫБИН — Гипотеза о сотворении 40
Юрий ТИХОНОВ — Случай на Прорве 61
Жорж СИМЕНОН — Отпуск Мегрэ 86
II стр. обложки
Андрей СЕРБА
НИКАКОМУ ВОРОГУ…
Повесть [1] Печатается с сокращениями.
1
Великая княгиня видит сон. Искрится под солнцем снег, легко бежит четверка рослых коней. В устланных медвежьими шкурами санях сидит она, еще молодая, но уже не простая девушка Ольга из далекой северной земли, а великая киевская княгиня. Из затерянной в лесах деревушки кони несут ее в неведомый град Киев, столицу всей Русской земли. Скачущий рядом с санями Игорь наклоняется к ней, протягивает руки. Но вдруг лицо князя расплывается, тускнеет. Его фигура словно в зыбком мареве, она дрожит, колеблется. А на крупе его статного, белоснежного жеребца-балана появляется кровавое пятно. Объятая страхом Ольга замирает в санях, крик ужаса застревает в горле…
С тревожно бьющимся сердцем Ольга просыпается, вытирает мокрый от холодного пота лоб. И вдруг слышит на лестнице великокняжеского терема тяжелые шаги и звон оружия. Неужели вернулся с полюдья Игорь? Но он всегда приходит к ней один, без шума. Ольга едва успевает одеться, как дверь распахивается. На пороге появляется группа воевод, по бокам двери застывают двое дружинников с факелами в руках. Вперед выступает Свенельд.
— Прости, великая княгиня, что тревожим ночью. И еще раз прости за то, с чем пришли,
Он делает шаг в сторону, и на его месте вырастает другой воин. Едва взглянув на него, Ольга чувствует, как что-то обрывается в груди, от волнения сразу пересыхает во рту. Перед ней стоит Микула, любимейший тысяцкий Игоря, с которым тот отправился на полюдье к древлянам. Но почему Микула здесь? Отчего один, что у него за вид? Одежда порвана и в пыли, сапоги в грязи, кольчуга пробита.
— Где Игорь? — еле слышно спрашивает Ольга.
— Прости, великая княгиня, за недобрую весть, — глухо говорит Микула, опуская глаза. — Осиротела Русская земля, великий князь и вся дружина легли под древлянскими мечами.
Долго молчит Ольга, слишком долго.
— Полегла его дружина, — наконец медленно говорит она и с недобрым прищуром смотрит на Микулу. — А почему жив ты, которому надлежало блюсти жизнь князя?
Лицо Микулы вспыхивает.
— Такова последняя воля великого князя. Древляне обещали сохранить жизнь одному из нас, чтобы принести тебе печальную весть. И твой муж оставил меня жить, чтобы восторжествовала святая месть.
Ольга устало машет рукой.
— Идите, все идите. Оставьте меня одну. А ты, Свенельд, покличь ко мне отца Григория.
Отец Григорий появляется сразу, едва затихают шаги воевод. Кажется, что он все время стоял рядом, за стеной спальни. Он высок, немного грузноват, на груди большой серебряный крест-распятие. Тонкое, бледное лицо красиво, глаза скромно опущены долу, в аккуратно подстриженной черной бороде видны нити седины. Это духовный пастырь великой русской княгини, ближайший ее друг и наставник. Только ему, своему духовному отцу, она может поведать все, что лежит у нее на душе, что таит она от всех остальных. Сколько бессонных ночей за молитвами и беседами провела она с ним в те длинные месяцы и годы, когда Игорь с дружинами ходил в свои нескончаемые походы.
— Ты звала меня, дочь. Я пришел, — голос отца Григория звучит тихо и вкрадчиво.
— Горе у меня, святой отец.
— Знаю. Потому и стою рядом, чтобы утешить тебя.
— Нет у меня мужа, одна я осталась, — из последних сил сдерживая слезы, говорит Ольга.
— Прими испытание, посланное тебе небом, — ласково звучит голос священника. — Помолимся…
Придя от великой княгини уже под утро, отец Григорий преображается. Не скромный христианский священник меряет сейчас шагами свою тесную келью, а бывший центурион гвардейской схолы императоров нового Рима.
Читать дальше