Сергей Лексутов - Полночный путь

Рене соскочил с коня, бросил повод на землю и прошел сквозь расступившуюся толпу. Увидя мертвых, рядком лежащих на земле, нахмурился, протянул потрясенно:

— Горча-ак… Клео… — подняв враз поджавшееся лицо, проговорил медленно: — Что ж вы наделали? Я привез повеление дуче, беспрепятственно пропустить вас на Русь. Мир у половцев с Русью…

Серик проговорил, соскочив с телеги:

— Чего уж теперь? Сначала похоронить надобно, а потом о продолжении думать…

Когда, после похорон, готовили тризну, Рене окинул взором скудную снедь, разложенную на сохачьих шкурах, раскинутых по земле, сказал:

— Погодите пока, я ж целый караван припасов привел… — прихватив две телеги без возниц, направился к половецкому стану, ведя коней на длинном чембуре.

Вскоре вернулся, телеги тащились за ним, скрипя от тяжести — возы были с человеческий рост высотой. Чего там только не было! И копченые говяжьи и свиные окорока, и местные овощи под названием дыни, и хлебы, еще не зачерствевшие, и несчетное число бурдюков с вином.

Тризну справляли шумно, заодно радуясь неожиданно подаренной жизни, с которой уже и распроститься успели. Половцы тоже правили тризну по своим немногим павшим, но не так шумно. На рассвете явились все, в полоном составе, безоружные, нагруженные снедью и бурдюками с вином. И уже не тризна, а пир горой загремел на всю тихую долину. Братались от всей широты русской и половецкой души, и пили не чашами, а сразу бурдюками. Упились так, что забыли выставить дозорных, на закате завалившись спать вповалку. Когда утром проснулись, русичи не досчитались полсотни кольчуг, полсотни мечей и несколько топоров. Половцы откровенно ржали, они-то оставили дозорных в своем таборе. Рене не смеялся, только покачал головой и проговорил:

— Народец здешний слабосильный, но вороватый донельзя…

Серик сокрушенно пробормотал:

— Надо же, а на вид показались приличными людьми, баранов нам продавали… — правда, сокрушаться ему повода не было, юшман он снять забыл, потому как удобен был, будто исподняя рубаха, а меч случайно заховал под шкуру, на которой была разложена снедь.

Чечуля кипятился:

— Щас опохмелимся, и покажем им, как воровать!

Половецкий воин, седой и иссеченный шрамами, посмеиваясь, сказал:

— Я тут всю жизнь, точно тебе говорю; не найдешь ты их уже, откочевали куда-нибудь в трущобы, и следы замели…

Собрались быстро, опустевшие бурдюки наполнили водой, загрузили на телеги и потянулись по степи на закат. Через три дня вышли к большому селению, продали большую часть коней, купили верблюдов. Половина половцев откололась и ускакала на полуночь; какой-то местный князек распоясался, караван ограбил. Без телег, с вьючными верблюдами идти стало намного легче. В хорезмском городе под прозванием Ургенч хотели устроить отдых, осмотреть чудесный город, но Рене поторапливал:

— Нечего отдыхать и глаза пялить на чужие диковинки! Забыли, как непрочен мир с половцами? Может, уже мчится гонец с повелением всех вас перебить? — остальные половцы остались в городе, при Рене лишь объявились две темные личности; один походил на германца, а про второго Лисица сказал, будто он ибериец, на что личность что-то мрачно прорычала, и замолчала на весь поход.

Как ни крути, а франк был прав. Переправились по наплавному мосту через широкую реку, и пошли по ее левому берегу. В день попадались по три-четыре встречных каравана. Серик провожал их завистливыми взглядами, он уже чувствовал себя купцом, и втихомолку прикидывал чужие барыши, примеряя их на себя. Вскоре приятности похода, связанные с обилием воды, кончились; река пала в море, и караван потянулся по настоящей пустыне, с песчаными буграми, идущими чередой, будто волны морские. Правда, каждые двадцать — двадцать пять верст пути в пустыне стояли постоялые дворы, которые местные людишки называли караван-сараями. Имелись в них и колодцы. Правда, воды в колодце хватало лишь коням да людям. Верблюды флегматично жевали жвачки, равнодушно поглядывая как жадно пьют кони. Местные людишки бойко тараторили на половецком языке, но от половцев отличались, больше походили на степняков. Серик как-то спросил Рене:

— Как страна эта называется?

Рене обронил равнодушно:

— Китаем эта страна называется, а народ, естественно, китаями зовется…

— А чем промышляют? Тут же ничего не растет!

Рене окинул взором унылый окоем, проговорил медленно:

— Скотоводничают они. Верблюдов разводят на продажу купцам, овец, себе на прокормление, лошадей. А растет тут кое-что, если они живут; видать знают, где что растет и когда, колодцы тайные имеют. Роды живут обособленно, пуще глазу берегут места расположения своих колодцев. Тут же, не зная колодцев, в три дня сгинешь…