Сергей Лексутов - Полночный путь

— Браты, а жизнь-то, кажись, налаживается?!

Шарап проворчал:

— Погоди радоваться… Вот терема поставим, тынами огородимся, тогда и поглядим, налаживается жизнь, аль нет…

Звяга будто сглазил; на следующий день, далеко за полдень, когда Шарап со Звягой, в одних рубахах распояской, вместе с артельщиками азартно тюкали топорами, на подворье въехал воевода с двумя десятками гридней, а за ними тащились сани, где светилась злорадством до омерзения знакомая рожа. Воевода заорал, горяча коня:

— А ну подьте сюда, тати лесные!

Шарап не торопясь, вразвалочку, подошел к воеводе, не выпуская из руки топора, спросил грозно:

— Эт ты кого татям обозвал? Хоть ты и воевода, но и мы люди не последние…

— А погляди-ка в сани! — ярился воевода.

Шарап заглянул в сани за спину сидевшего в передке содержателя постоялого двора и увидел там закутанного в тулуп недобитого татя. Подошедший Звяга проговорил громко, никого не стесняясь:

— Я ж говорил, добить надобно было поганца…

Шарап пожал плечами, сказал равнодушно:

— Ну, видали мы его… Вместе с полутора десятками дружков ограбить нас пытался на постоялом дворе вот этого, второго недобитка, — и он ткнул указательным перстом прямо в морду второго татя, от чего тот отшатнулся.

Воевода двинул коня, намереваясь стоптать Шарапа, но тот не двинулся с места, только перехватил топор поудобнее обеими руками, прикидывая садануть коня по лбу, и воевода осадил, явно не привыкший к подобному обращению, проорал, все еще хорохорясь:

— А он сказывает, что вы купцов на постоялом дворе постреляли и порубили, он чудом в живых остался. Сказывает, в работниках он у купца был…

Поигрывая топором, Звяга сказал:

— Татей мы постреляли и порубили, а не купцов. Врет эта морда…

Шарап только плюнул в снег, под ноги воеводиного коня. Мало помалу артельщики сгрудились за спинами Шарапа и Звяги, с дальнего угла подворья шагал Батута, грузно переваливаясь и помахивая топором.

Воевода рявкнул:

— Надевайте свои шубы и айда в поруб, посидите пока…

Старшина плотников вышел вперед, сказал веско:

— Не имеешь права такого, сажать в поруб без дознания!

Воевода грозно насупился, рявкнул:

— Тут явная татьба! Так што, я права не имею их в поруб не посадить!

Старшина набычился, выпалил:

— Ну дак и сажай! Только вот энтих! — и ткнул топорищем в татей, сидевших в санях.

Артельщики напирали, поигрывая топорами, некоторые уже помаленьку заходили за спины гридням. Те смущенно озирались, видимо знали крутой нрав этих мужиков. Нутром чуя неладное, к подворью новожилов уже стягивались посадские, кто с дубьем, а кто и с мечами. Вожаком у них был огромный, черный от копоти кузнец, в рубахе из пестряди, в кожаном фартуке и с мечом в руке, видимо только что откованным и отполированным. Подойдя к воеводе, кузнец медленно выговорил:

— Не в первый раз чинишь произвол, воевода. Неужто стали бы тати так нагло терема ставить поблизости от мест своей татьбы? Приличных людей от татей отличить не можешь? А может, ихнее добро тебе приглянулось? Ты дознание веди, а в поруб сажать не смей! Вот эту хитрую рожу в санях все москвичи знают, кто до Смоленска ходил, и места те всегда недобро славились…

В толпе гаркнули:

— Да чего с ним цацкаться?! Вече скликать надобно, да ко князю гонца слать, чтоб другого воеводу поставил!

Воевода затравлено оглядывался по сторонам, видать дошло, наконец, что перегнул палку. Он поднял руку, толпа слегка унялась, перекрывая гулкий ропот, он заорал:

— Хорошо! В поруб сажать не буду, но стражу приставлю.

Серик сидел на сухой, пожухшей к концу лета, траве привалившись спиной к нагретому предзакатным солнышком камню. Внизу, в лагере, царила сонная истома. Одуревшие от скуки люди спали, кто под телегами, кто в тени шатров. Лишь немногие дозорные бродили неподалеку от лагеря. Теперь от лагеря половецкий стан видно не было — его заслоняли два свеженасыпанных кургана. Половцы своих похоронили тоже по древнему обычаю, когда многобожниками были все. Лежащий рядом, и будто спавший, Чечуля, лениво проговорил, не открывая глаз:

— Если завтра же не выступим, то уже и не выступим вовсе — здесь зимовать придется. В снегах, без запаса овса, не дойдем до первых ногайских поселений…

Лежавший по другую сторону от Серика Лисица отозвался:

— Здесь зимовать тоже невозможно; слыхал, старый сказывал — снега глубокие в горах выпадают, в степь они на зиму откочевывают…