Пирр отреагировал на известие о бегстве соперника презрительным смехом.
— Сдается, Рассерженный Лев обратился в облезлую кошку!
* * *
Деметрий бежал в Азию, где метался, словно зверь, травимый сразу двумя сворами. Его обезумевшие от лишений солдаты обрели бесстрашие обреченных и с отчаянием вступали в стычки с отрядами Селевка, неизменно обращая те в бегство. Владыка Азии заволновался, видя, как один дикий зверь вдруг обращается в бесчисленные полчища хищников. Он не решался на битву, зная, как трудно победить отчаявшихся в своем спасении людей, и даже подумывал о ретираде, как вдруг Деметрий слег. Это был далеко не первый случай, когда коварная болезнь в самый неподходящий момент нарушала планы любимца богов, но в этот раз болезнь стала фатальной.
Целых сорок дней Деметрий не оставлял шатра, а в это время армия его, лишенная твердой руки, разбегалась. Селевк, став неподалеку, терпеливо дожидался момента, когда сможет взять Деметрия голыми руками, но тот все-таки выздоровел. У Рассерженного Льва осталась едва ли половина войска, с каким он начал свою последнюю авантюру. Селевк был раз в десять сильнее. Но Деметрия это ничуть не смущало.
— Лев всегда справится с десятком шакалов! — заявил он, объявляя воинам о своем плане.
Деметрий решил напасть на врагов ночью, когда они будут спать. Учитывая его отчаянное положение, это не было постыдным иль предосудительным.
И, верно, Деметрия ждала бы победа, ибо враги не подозревали о том, что Лев вдруг ожил и готов к прыжку, но двое предателей, вожделея богатой награды, пришли ночью в стан Селевка и предупредили его о готовящемся нападении.
— Мы и впрямь имеем дело с диким зверем! — воскликнул Селевк.
Он приказал трубить в трубы и разводить костры. Воины окружили лагерь ожерельем огней и стали в ряды, готовые отразить нападение. Увидев это, Деметрий понял, что его план провалился, и отступил.
Больше Селевк медлить не стал. Наутро его озлобленные ночной тревогой воины напали на войско Деметрия. Тот пытался пробиться и был близок к тому, чтобы спасти свои поредевшие полки, но тут к отступающим подоспел Селевк, пообещавший солдатам жалованье, сытный обед и его, селевкову, милость, если они оставят царя. И воины оставили Полиоркета, ибо жизнь в те времена стоила немного, но честь порой стоила меньше жизни.
Крысы сложили оружие, а Рассерженный Лев бежал. Он мечтал уйти в Сирию, а оттуда к морю, где беглеца с радостью приняли б пираты, еще не забывшие славных времен Крита и Родоса. Однако Селевк разгадал этот план и перегородил все пути бегства дозорами.
Была ночь. Выли дикие звери, на окрестных холмах горели костры, разожженные врагами. Многие из немногих, спасшихся вместе с Деметрием, втайне покидали его, рассчитывая на милость Селевка. Лишь некоторые, самые близкие, оставались рядом, что удержать царя от рокового шага. Они не дали Льву ударить себя мечом, да, верно, он не слишком стремился к смерти. Он слишком любил жизнь — кровавые битвы, пряное вино, страстных женщин. Он слишком любил все это, чтоб с ним расстаться.
Выглянуло зыбкое солнце, и Деметрий отправил гонцов к победителю, моля о пощаде. Вернее, он не молил. Он рассчитывал и в этот раз выкрутиться. Селевк был ему родственником, а, кроме того, они равно имели склонность к авантюре и потому уважали друг друга. Деметрий рассчитывал не на милость, не на пощаду, не на прощение. В глубине души он надеялся, что Селевк дарует ему не одну только жизнь, не одну только свободу, но и войско, чтобы он мог, наконец, найти себе царство и занять достойное место среди прочих наследников Александра.
Селевк подарил надежду, передав беглецу пищу и слова утешения, но не намерен был делать большего. Деметрий мешал, не только ему — всем. Своей претензией быть наследником Александра он нарушил установившийся баланс между царствами, он вносил неразбериху и хаос в отношения между диадохами. Это не нравилось Селевку. Это не нравилось Птолемею. Это не нравилось Лизимаху. Кто-то должен был укротить Рассерженного Льва и тогда этот кто-то мог по праву считаться первым среди прочих. И потому Селевк, подарив надежду, тут же отнял ее.
Он дал беглецу роскошный шатер, сладкие яства и мягкое ложе. А потом шатер окружили воины Селевка, положив конец мечтаниям Полиоркета.
Нет, Селевк не убил своего пленника. Не из-за великодушия, нет. Просто это было бы слишком. Слишком много значило имя Деметрия Полиоркета для времени, вошедшего в историю как эпоха диадохов. Слишком громким и привлекательным оно было для сирийцев, киприотов, родосцев и лживых афинян. Слишком часто повторяли его восторженные юнцы и прекрасные девы. Нельзя умерщвлять такое роскошное имя — Полиоркет! И разве поднимется рука умертвить Рассерженного Льва?! Не больно-то прилично убить даже Красавчика.
Читать дальше