Станислав Пономарев - Быль о полях бранных

— Скоро,— утешил его Сандулла-факих.— Только подождать надо, ибо на все воля Аллаха Всемогущего и Всемилостивейшего! — Ученый астролог молитвенно сложил ладони и устремил кроткий взор свой в бездонное жаркое небо.

Звездочет совсем не разбирался в военном деле, но и его пугало грозное русское войско за рекой, а живой ум подсказывал: раз урусы не ушли и ждут, значит, «коназбаши Димитро» уверен в своей победе. Потому-то звезды «говорили и сходились» сообразно желанию осторожного мурзы Бегича. О-о, Сандулла-факих тонко разбирался в людях и умел безошибочно угадывать их желания...

— Жаль, погиб Кара-Буляк,— сетовали темники.— Только он мог побудить мурзу-бея к действию. Бегич боялся брата самого султана Мухаммед-Буляка Гияс-ад-Дина.

— Потому и погиб славный туменбаши, что подобно юнцу кинулся с арканом на урусского медведя Осляб-бея,— возражал им осторожный тысячник Абдуллай...

Руссам тоже надоело стоять в бездействии и квасить тела под кольчугами на жгучем августовском солнце. Воеводы Лев Морозов и Тимофей Вельяминов, который только что прорвался с конной дружиной к главным силам, говорили Дмитрию Ивановичу:

— Надобно первыми ударить по ордынцам. Не велика беда, коль собьют нас. Позади скрытно три полка стоят! Наведем на них воинство Бегичево — под самострелы. Сами же с боков ударим. И победа!

— А какой кровию? — насмешливо спросил их Великий Князь.

— Да, крови русской при сем мы больше прольем, — горячился Лев Морозов, — зато...

— Мы — это не только ты один! — нахмурил брови Дмитрий Иванович. — Не слишком ли легко научились мы бросать жизни людские на острые копья да кровь братскую лить понапрасну?

— Мне и своей крови не жалко! — обиделся воевода.

— А мне вот жалко. И твоей крови, и крови последнего смерда. Жизнь человеку Бог дает, а такие, как ты, отнять норовят. Божье-то!

— Да я...

— Помолчи! Вот что я вам скажу, ратники боговы. Это только дураки умирать на битву идут, а умные победить стремятся и живыми быть. Побеждать надобно малой кровию. Хватит с нас прошлогоднего позора на Пьяне-реке... А потом, что за лиха беда для нас, ежели татарин за рекой мается? Вам-то что до этого? Пускай о том у Бегича голова болит. А нам и тут хорошо, поджидаючи. Еды и квасу вдосталь. Со всех сторон к нам подмога идет. Ордынцам, чай, хуже на чужой-то земле. Сила их тает, ибо из-под каждого куста сторонники рязанские бьют их стрелами и секут мечами. Бегичу от того скоро уж и жрать нечего будет. Соображайте!

— Так ордынцы же жгут землю Рязанскую. Я сам это видел, — гневно сказал Тимофей Вельяминов. — И скот у смердов режут для удовольствия утробы своей!

— Нет, дядя. Не гуляют нынче ордынцы по земле Рязанской. Все они тут, перед нами. Боятся мурзы воев от себя отпускать: а вдруг мы ударим по ним нежданно-негаданно, а?.. Вот ежели татары нас посекут, тогда саранчой разлетятся не только по земле Рязанской, но и по всей Руси Светлой. Вот когда беда-то придет! Дозоры дальние доносят мне: нынче даже малые шайки ордынские бегом к Бегичу стекаются. Страшатся татары наших полков безмерно. А ты-ы — «жгу-ут»!

— Что ж делать, княже?

— Ждать! Ждать и побуждать Бегича к наступлению. Он не напрасно нашей лодейной дружины страшится. Надобно как-то спалить рязанские струги. Но так, чтобы татар еще более не насторожить. Тут все до мелочей промыслить надобно. О дружине Боброка ордынцы не ведают покамест. Сумел все же хитрый воевода обмануть дозоры татарские, тайно по Оке проплыл.

Умное предложение все-таки внес сам Боброк, явившийся в стан утром следующего дня:

— Раз Бегич стягивает сейчас все свои силы ратные сюда, надобно придать ему смелости, пусть первым идет на нас. А сотворить это следует таким деянием. Пусть нынче ночью в Вожу-реку войдут все рязанские лодии и перекроют стрежень. В струги же поболе чучел замест воев надобно посадить. А под стлани смолы горючей налить.

— Узрев лодии боевые на реке, ордынцы совсем испужаются и... — начал было спор Лев Морозов, но Боброк сердитым взором заставил его замолчать.

— Нет, не испужаются. Наоборот, струги те будут для них что красная тряпка для быка. Ог-неносных стрел у ордынцев испокон века не сосчитать. Ночи сейчас светлые, ворог узрит караван сразу же. И что он сотворит?

— Конечно же, стрелять почнет немилосердно, — сказал Тимофей Вельяминов.

— Вот именно. Тогда гребцы прилепятся к своему берегу и присоединятся к нам. А лодии гореть будут на потеху татарам и мурзам их. Не мы, а они сожгут наши струги. А сие побудит Бегича к наступлению. Завтра поутру, я уверен, степняки перейдут Вожу-реку и попрут на нас!