Виктор Шкловский - Минин и Пожарский

Сидит в своем саду Дмитрий Михайлович. Деревья пожелтели, рябина красна. В разрывах между деревьями видны длинные желтые поля, и дальние сосновые леса, и пески, и голубая река Луха. Высокий сад у Пожарского.

Роду бесчестье записано в разряды.

Миныч помер давно. Не найдешь, не скажешь ему, что случилось. Тогда он сердце утишил, а сердце болит, в сердце обида записана.

Не поговоришь с Минычем. Помер, давно помер. Умер, людишек своих освободил, с хлебом стоячим, земляным и амбарным, отпустил на волю.

А он, Дмитрий Михайлович, у себя в Мугрееве сидит, забытый. Только и славы осталось, что собор Казанский, на Пожаре построенный. До тех мест гнал он врагов на московском разорении.

Пора в монастырь идти, схиму принять. И имя выбрал князь: Козьмой будут его в схиме звать, Миныча именем.

Идет Дмитрий Михайлович из сада в поле. Рожь везут.

В такую осень под Москвой бились. Хороша была битва под Москвой!

А крестьян Иосифового монастыря, что Жигимунда разбили, с женами и детьми, с хлебом стоячим и земляным отдали на старые жеребья – монахам пахать по-прежнему.

И бегут люди на Дон, к рыбам и зверям.

Кабы забыть обиду и раны!

Когда моложе был, все деньги, что заслужил за службу, отдал палатному мастеру, поставил на Красной площади собор Казанской божьей матери на вечную память. А лучше было бы поставить собор на вечные обиды забвенье!

На пожне лежит хлеб обломанный, забытный.

Съесть хорошо такой хлеб – покойница мать говорила. Забыть, быть стариком, как все, сидеть на солнышке, не вспоминать боя у Зарайска, и боя под Москвой, и славного города Ярославля.

– Не ешь, боярин, – сказал старый мужик, разгибая спину и выходя из высокой ржи.

– Здравствуй, Роман!

– Не ешь, боярин! Тот хлеб не забытный. Я его положил для прохожих людей, холопов беглых, скоморохов и иного люда, что идут мимо наших мест на Волгу и Дон. Страннический тот, боярин, хлеб, а не забытный. Нам с тобой, боярин, нечего забывать. Пускай Хвалов забывает. Жив, гадюка! В Суздали кабак держит, забогател! А нам забыть нельзя… Я, князь, знамя наше в избу унес, в избе держу, у образов. Раскроена была Россия. А мы сшили. Сшили крепко.

1939 г.

Число часов было разное – судя по долготе дня.

Седьмого ноября нового стиля.