О. Григорьева - Набег

— Господин позволил тебе пройти тривиум [62] Первая ступень обучения в древнегерманских (а до того в древнеримских) школах. ? — заинтересовался «монах».

— Нет, но я могу написать свое имя, — гордо поведала Марго. — И еще имя Господа нашего и его апостолов…

Марго была дочерью серва, поэтому не ходила в школу, зато Агни — ходила. Агни научила подругу писать странные закорючки-буквы и складывать их в простые слова. А еще Марго умела считать до ста. Своим счетом она особенно гордилась.

— Я умею считать до ста. — Она вытянула перед собой обе руки, принялась загибать пальцы: — Один, два, три…

Дошла до десяти, затем, по одному, стала их разгибать:

— Десять и один, десять и два… два десятка…

На пяти десятках Марго устала.

— Пять десятков и один… — уныло вымолвила она и выжидательно покосилась на «монаха». Тот и не думал прерывать ее. Марго вздохнула, забубнила дальше: — Пять десятков и два…

Она завершила счет на полпути к монастырю. Язык у нее отяжелел, болтать не хотелось, поэтому остаток пути они прошли молча.

Привратник, сменивший убитого варгами, открыл им дверь, впустил на монастырский двор. Вопросительно взглянул на важного гостя.

— Мое имя Ардагар, я принес вести от архиепископа Эбо Рейнсского, — сказал тот.

Марго знала архиепископа. Конечно, она сама никогда его не видела, но мать иногда говорила о нем. Мать рассказывала, что епископ был близким родственником старого короля и большим другом настоятеля Ансгария. А еще она говорила, что епископ, как и отец Ансгарий, когда-то ездил на север к викингам и многих из них обратил в веру Христову. «На кой им сдался этот север! — обычно ворчал, слыша речи матери, отец. — В своей земле порядка нет, а они все за море глядят, будто там медом мазано!» В чем-то он был прав — после смерти старого короля, Людовика Благочестивого, страна распалась. Его дети — Людовик, Карл и Лотарь, постоянно ссорились. Однако все они прислушивались к словам великого Северного легата, архиепископа Рейнсского, Эбо. Мать Марго называла Рейнсского архиепископа святым человеком. А отец говорил, что кабы он был родственником Благочестивому и владел властью Эбо, его тоже все бы слушали, и святость тут вовсе ни при чем. Тогда мать называла его язычником, и они ссорились. После ссоры отец уходил спать, а мать плакала и молилась, заставляя Марго и ее сестер «замаливать грехи отца»…

Пока Марго размышляла о святости архиепископа Рейнсского, привратник увел ее спутника, оставив девочку одну возле ворот. От нечего делать Марго уселась на стоящую у стены лавку, стала разглядывать монастырский двор. Варги не осквернили Божьего места, — все пристройки остались целы, у конюшни разгуливал по загону молодой рыжий жеребец, меж двух пристроек квохтали и что-то склевывали с земли куры, в стойле устало мычала недавно отелившаяся корова. Несколько слуг в длинных серых одеждах, похожих на монашеские рясы, возились недалеко от хлева, два монаха неторопливо шествовали через двор к маленькой деревянной часовенке. Солнечные блики прыгали по их лицам, выбеливали щеки смешными пятнами. Хихикнув, Марго поболтала ногами, стараясь зацепить носками землю. Получилось — земляная пыль выбилась из-под носка, взвилась в воздух. Марго поймала рукой кружащиеся в солнечном свете пылинки, загадала желание.

Дверь одной из пристроек открылась, из нее выбрался долговязый тощий Симон, — Марго сразу его узнала. В одной руке Симон нес тяжелую бадью с водой, в другой — ворох тряпок. Тряпки свешивались до земли, путались в длинном одеянии монаха. Марго соскочила с лавки, подбежала к Симону, ловко подхватила выбившиеся концы. Тряпки были измазаны чем-то коричневым, похожим на засохшую кровь. Марго заправила концы тряпок обратно в общую кучу.

- Да пребудет с тобой милость Господня, — пробормотал Симон.

Он выглядел усталым — его обычно сухое лицо теперь напоминало обтянутый кожей череп, глаза ввалились, словно он не спал несколько ночей. Марго засеменила рядом с монахом.

- Я привела посланника Эбо Рейнсского, — поведала она. — Это очень важный господин и его зовут Ардагар.

Симон повернул за конюшню, к «грязной» яме. Не доходя до нее пару шагов остановился, положил тряпки на землю, размахнувшись, выплеснул воду из бадьи в яму. Марго сгребла тряпки с земли, прижала к животу, вгляделась в невозмутимое лицо монаха.

— Он был у нас в крепости, господин граф даже хотел, чтобы он остался, — сказала она.