Гэри Дженнингс - Хищник

– В подобное почти невозможно поверить! Чтобы епископ Иоанн согласился взять на себя такую миссию и чтобы он вдобавок еще и добился успеха. Но ты, как я погляжу, не слишком-то рад этому.

– Как и сам Иоанн. Ибо почти сразу же после его возвращения в Равенну Теодорих приказал схватить епископа и заключить в тюрьму.

– Что? Но почему? Разве он не сделал все в точности так, как приказал ему король?..

– Ливия, ты только что сама сказала, что в подобное невозможно поверить. Король тоже так считает. Он подвергся очередному приступу невероятной подозрительности. Документ, который привез епископ, очень похож на подлинный: арианские церкви в безопасности. Но Теодорих подозревает, что папа Иоанн как-то сторговался, чтобы получить этот пергамент. Возможно, пообещал, что римская церковь и вся ее паства поддержат Восточную империю, когда разразится война. Иоанн, разумеется, поклялся на Библии, что он не мятежник. Однако Теодорих считает, что пребывание в бывшей камере Боэция в Тицине может освежить его память.

– А что думаешь ты?

– Иисусе, – пожал я плечами. – Думаю, что король был не в себе, когда отправил епископа в Константинополь с такой миссией. Боюсь, что он и сейчас не в себе, но, разумеется, я могу ошибаться. В любом случае сам бы я сроду не поверил честному слову священника. Да и Юстин, Юстиниан и Феодора тоже не внушают мне доверия. Ну и троица! Невежественный грубый солдат, жалкая пародия на императора! Перевоспитавшаяся и раскаявшаяся шлюха. И Юстиниан, который спит и видит, как бы самому стать императором, а пока что, вовсю разыгрывая из себя праведника, не ест мяса и не пьет вина. Ты бы поверила такому человеку?

– Я – нет. Но все-таки… как мог Теодорих заключить в темницу самого папу римского! Помазанника Божьего, каким его считают многочисленные прихожане. Да все католики, подданные Теодориха, а их тысячи, придут в ярость, когда услышат, что король сотворил.

– Да уж… ты права, Ливия… – Я вздохнул. – Именно поэтому я и вернулся в Рим. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Я приехал спросить совета у человека значительно более умного, чем я сам. Я заглянул к тебе лишь на минутку, чтобы передохнуть немного после долгого путешествия, преклонить, так сказать, больную голову на твое мягкое плечо. – Я встал, отряхнул свою пыльную тунику. – А теперь мне надо поскорее отыскать старого сенатора Симмаха. Если кто-нибудь и может найти выход из…

Ливия покачала головой и перебила меня:

– Ты не найдешь Симмаха.

– Ох. Vái. В Риме?

– На этом свете. Несколько дней назад управляющий обнаружил его мертвым. В том самом дворике, рядом с его знаменитым уродливым маленьким Бахусом. Стражник, который охраняет мою дверь, рассказал мне об этом.

Я застонал от ужаса. Ливия поспешно добавила:

– Стражникам скучно стоять здесь целыми днями, поэтому мы иногда общаемся.

Я спросил, хотя прекрасно знал ответ:

– Полагаю, Симмах умер от старости?

– Нет. От множества колотых ран. – Ливия помолчала, затем снова заговорила: – Его убили по приказу Теодориха, если верить сплетням.

Я и сам так подумал, однако попытался оспорить эту версию – словно, убедив в этом Ливию, я мог что-то изменить:

– Теодорих и этот благородный старик очень высоко ценили друг друга.

– Да. До тех пор, пока Теодорих не позволил убить Боэция. – Ливии не было нужды напоминать мне, что Боэций вырос в доме у Симмаха и тот любил его как родного сына. – Если верить слухам, старик затем возненавидел короля и вполне мог поднять мятеж.

– Поэтому Теодорих просто устранил его, – пробормотал я. – Eheu! Оправданны были его подозрения или нет, но убийство Симмаха – великое несчастье. Я боялся, что Теодорих восстановит против себя христиан-католиков – здесь и по всему миру. Это плохо, но еще куда ни шло. Гибель Симмаха озлобит сенат, знатных граждан и простой народ. Словом, абсолютно всех. Даже самые верные Теодориху готы почувствуют, как головы подпрыгивают у них на плечах. – Я устало двинулся к двери. – Я должен пойти и послушать, что говорят люди. Я скоро вернусь, Ливия. Возможно, мне снова потребуется твое мягкое плечо.

– Разговоры?! – воскликнул Эвиг. – Ясное дело, идут разговоры, сайон Торн, и только об одном. Общее мнение, что король Теодорих неизлечимо болен. Разумеется, ты должен понимать, что малейшее упоминание о его безумии тут же разнесется по всему государству. У крестьян есть свои особенные способы общения, гораздо быстрее верховых гонцов и dromo судов. Вот я, например, могу рассказать тебе о том, что произошло вчера во дворце.