Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

Под эти песни и пляски он чувствовал, что все лучше, чем кажется, что условности ужасны, но что существует истина и духовная высота, которым нет преград…

В эту ночь спалось тяжело. Невельской во сне видел Крузенштерна.

«Вы предполагали, что пески большого острова и что весь Сахалин в протоках, река растекается во все стороны?» — спрашивал Невельской своего директора.

«Нет», — отвечал Крузенштерн.

«Откуда же появилось понятие: «Амур теряется в песках»?»

Крузенштерн отвечал сухо:

«Я исполнитель воли Петербурга и патриот острова Пасхи. Еще вы не все знаете. Мне было велено!»

«А теперь мы прошли с севера, извольте убедиться сами, господа! Наш путь с севера. Елизавета или Мария?»

«У меня Мария!» — отвечал Казакевич.

«А у меня Лизавета Васильевна! Чудо, что за дама! Тогда я напьюсь наконец за все обиды…»

Чилийки с черными распущенными волосами стали танцевать, и заиграла музыка — отчетливо слышалась музыка и постукивание кастаньет. Одна дама обнажает все время плечо и смеется, глядя на капитана, а он не смеет подойти к ней и танцевать, ему не позволено, у него нет инструкции… Чилийка так соблазнительна и не верит. Над ложами в театре горят голубые рожки, похожие на халцедоны в золотой оправе.

Паруса висели, как на просушке; изредка лишь набегал слабый, жидкий ветерок, хлопая о мачты полотнищами.

Море замерло. Трудно было сказать, далеки или близки голубые и синие мысы и возвышенности берега, видневшиеся сквозь осеннее марево. Уж много дней моряки не видели дымка. Судно шло пустынными водами. На берегах болота, скалы и хвойные леса; даже склоны и вершины скалистых сопок, как рассказывали офицеры, ездившие на опись и высаживавшиеся на берег, и то были сплошь заболочены.

Утром Невельской писал доклад князю Меншикову о результатах экспедиции к устью Амура. На стену каюты через открытый иллюминатор падало продолговатое солнечное пятно, молодой капитан, с пером в руке и с погасшей трубкой в другой, заканчивал свою работу, когда в каюту, постучав, вошел громадный мичман Грот и доложил, что в море заметны две черные точки.

Невельской дописал фразу, воткнул трубку в зубы, накинул выгоревший китель и, застегивая его, взбежал по трапу. Едва высунув голову наружу, он уже нашел взором вдали мглистого, глянцевито-сизого моря то, о чем говорил мичман. Черные точки на бледной воде, казалось, были очень далеки.

На палубе столпились матросы. Вскоре стало видно, что идут две байдарки. Налегая на двулопастные веселки, байдарочники довольно быстро шли к судну.

Когда обе лодки приблизились, Казакевич крикнул в рупор:

— Кто такие и откуда?

— Курьер из Аяна, — глухо ответили из передней байдарки, — разыскиваем транспорт «Байкал», капитан-лейтенанта Невельского.

Все невольно встрепенулись. Люди ожили, офицеры с нетерпением и любопытством смотрели на курьера. Он сидел на корме байдарки, позади тунгуса и в паре с ним, также умело налегал на свое веселко.

— Кто-то довольно отчаянный! — заметил Казакевич, глядя на утлые суденышки.

«Вот когда наконец!» — подумал капитан.

В гнезде лодки поднялся стройный мужчина лет сорока, с крупными и красивыми чертами лица. Он был в охотничьей кожаной рубашке, с ножнами у пояса и в мягких туземных сапогах. Матрос хотел помочь ему, но приезжий с ходу ловко перепрыгнул на трап и вскарабкался на палубу.

— Служащий Аянской фактории Российско-американской компании Орлов [190] Орлов Дмитрий Иванович (XIX в.) — штабс-капитан корпуса флотских штурманов, исследователь Охотского моря, Приморского края и Сахалина. В 1826–1829 гг. совершил кругосветное плавание. Затем был на службе Российско-американской компании. Участвовал в Амурской экспедиции Г. И. Невельского. , — вытягиваясь перед капитаном по-военному, отрапортовал он.

Приезжий был широк в плечах. У него дотемна загоревшее лицо с короткими темными усами, густые черные брови и напряженный взор.

Вахтенный офицер приказал принять байдарки на борт. Суденышки поднимались на талях и опускались на палубу.

Алеут Данила узнал одного из байдарочников.

— Афоня? Ты?

— Афоня! — ответил тунгус, моргая.

— Кто Афоня? — спросил Ухтомский.