Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

Невельской подошел к гилякам, глядя на них доверчиво, словно видя в них старых знакомых или союзников.

— Манжу [187] Манжу — маньчжур. ? — показал на его грудь какой-то старик.

— Нет манжу! — ответил Невельской.

Старик поглядел на шлюпку, потом Невельскому в глаза, осмотрел его короткие усы.

— Манжу! — сказал он, сначала показывая на Невельского, а потом трогая пальцем свою верхнюю губу, словно и на ней росли густые волосы.

— Нет манжу! — повторил капитан.

— Нет манжу! — сказал старик, показывая на грудь капитана. — Нет манжу! — Он показал на лодку. Потом с важностью сказал: — Манжу! — И, как бы представляя маньчжура, сделал вид, что разглаживает большие длинные усы.

Старик обнял Невельского и поцеловал, а Невельской чмокнул его в щеку, к удовольствию всех.

В истертых нерпичьих юбках, патлатые и босые, с медными трубками в зубах, жители деревни обступили Невельского.

— Лоча! — сказал старик.

— Лоча, лоча! — повторяли другие, дружелюбно хлопая капитана по плечу.

Из толпы пробился коренастый и лохматый человек, необычайно широкий в плечах. Это Питкен.

— Здоровенный мужик, — заметил Конев. — Такой, если даст пуху…

— Ты манжу? — спросил Невельской, тыча в грудь старика.

— Манжу? — удивленно воскликнул старик. — Нет манжу! — сказал он, также показывая себе на грудь. — Нет манжу, нет манжу, нет манжу… — Он как бы пересчитывал всех своих, показывая на детей и на женщин.

Это первое селение, где женщины подходили вместе с мужчинами, смеялись, расспрашивали, выглядели равными с мужчинами и не боялись. И курили медные трубки.

— Нет манжу! — Старик ткнул в грудь Питкена.

— А кто? Какой народ?

Алеут Михайла Свининский попробовал объяснить.

— Гиляк! — показывая себе на грудь, сказал Питкен.

— Гиляк! — подтвердил старик.

Невельской вздохнул облегченно. Вот где наконец гиляки. Это было селение, где впервые жители называли сами себя гиляками.

Старик набрал палок и воткнул их в ряд в песок. Он как бы спросил одну из них:

— Манжу? А-а! Манжу! — и ударил по палке так, что она полетела.

— Манжу! — ударил он снова, и так сколачивал все палки одну за другой.

Гиляки в деревне Чарбах, куда прибыл Невельской, уже знали, кто прибыл. Питкен привез им новости. Но, кроме того, здесь жил теперь Фомка.

Дом его сгорел во время огромного лесного пожара, когда пламя охватило оба берега Стеклянной протоки. Погибло много оленей.

Фомка с женой решили уйти в низовья, и хорошо сделали. Оспа разразилась на старых местах вторично.

А в низовья часто приезжал Афоня. Золото мыли на реке Амгуни и отправляли с тунгусом.

Но теперь, как понимал Фомка, настали и тут плохие времена. Пришли свои. Они ведь ничему не поверят! Решат, что беглый солдат или ушел от рекрутчины, как это бывает.

Когда приходила шлюпка Казакевича, Фомка узнал своих, но себя не выдал. Он боялся, что его могут задержать. Казакевич заговаривал с ним по-русски, но Фомка мотал головой и знаками дал понять, что не понимает. Он боялся, что его схватят, увезут в Охотск. По уходе шлюпки он объяснил гилякам, что приходили русские, а не рыжие.

— Они не свирепы и, кажется, не враждебны нам, — вымолвил Попов. — Не то что на охотских кошках. Не правда ли, мичман?

Гейсмар молчал, делая вид, что не слышит.

Всякое напоминание об охотских кошках было ему неприятно.

Рослый старик надел берестяную шляпу с красными аппликациями.

— Господа! Гиляк в этой шляпе кого-то мне ужасно напоминает, — сказал Грот.

— Он похож на Тузенбаха, — отвечал Гейсмар и отпрянул от товарища, как мальчишка.

— Тузенбаха? Нет, как можно! — вскричал Грот. — Тузенбах из Ревеля [188] Ревель — Таллин. ? Не шутите…

Невельской улыбнулся — дед на самом деле был похож на важную персону.

Капитан и офицеры направились к гиляцким зимникам. Толпа повалила за ними. Поднявшись на берег, офицеры стали осматривать лиман и реку. Штурман брал высоту. Гиляки лезли к нему со всех сторон, желая посмотреть секстан.

— Поймал солнце зеркалами!

— Свел воду и солнце вместе! — кричали они.

Дед попросил у Невельского подзорную трубу. Глянув в нее, старик остолбенел. Посреди лимана он увидел лодку. В ней сидели брат с женой. Они перебирали сеть. Дед стал что-то кричать и, оторвавшись от трубы, плюнул в большой досаде, что его не услышали.

— Он, видимо, предполагал, что если видно, то и слышно! — весело заметил Грот.

— Любопытный народ, — сказал Попов.