Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

Чумбока решил сделать все, что в его силах, и обязательно помочь своему другу Питкену в его торговом путешествии и в поисках Хивгук.

— Где пресная вода, — рассказывал Позь, — китобой ходить не может — мелко. Тут кругом мели, только две канавки есть, но их никто не знает. Рыжий пойдет-пойдет, потом на песок сядет, и дальше не может и обратно не может. Вот тогда на них нападают жители Хлаймифа из разбойничьих деревень.

За узким проливом море бескрайной зеленой равниной раскинулось во все стороны под высочайшим голубым небом с редкими-редкими облаками.

«Такого моря я никогда не видел! — с восторгом подумал Чумбока. — Это теплое море!»

Над морем громоздились серые и белые скалы Сахалина в зелени березовых и хвойных лесов. Сначала скалы эти были как кони, скачущие по зеленым склонам на вершину, потом они стали расти, выситься над морем; по высоким крутым горам потянулся светлый каменный гребень.

«Зеленая вода, прозрачная, — думал Чумбока, сидя на корме и держа рукой ременную веревку от паруса. — Волны не такие, как на Мангму, — широкие, длинные, а без пены».

Лодка, клонясь на сторону, медленно подымалась на тяжелую зеленую волну, и все выше и выше открывалось вокруг море.

«Пены нет — значит, это еще маленькая волна. Какая же волна будет, если гребень запенится? Подумать страшно! — размышлял гольд [167] Гольдами до революции называли нанайцев. . — Только когда к берегу эта вода подбегает, чуть-чуть пенится в вершине…»

В волне закипало множество мельчайших пузырьков, раздавалось зловещее шипение, ввысь с плеском вырывался белый гребень, до сих пор скрытый; волна вдруг с грохотом неслась на берег, разливаясь, затопляла песок и с силой ударялась в белые скалы.

А в светлой, глубоко прозрачной воде видны на дне моря поля морской капусты. Как огромные зеленые языки, или как луковицы, разрезанные на доли, или как пласты корья… Глубоко, а хорошо видно. Большая волна их чуть покачивает — значит, в глубине тихо.

— И вода не та, что у нас, — зеленая, и камень белый на берегу и на дне, и волны широкие — можно целую деревню, как на сопку, на одну волну посадить со всеми лодками.

— Тепло! Теплый край близко! А дальше — теплые моря…

Чумбоке хотелось съездить в теплый край. Он чувствовал, что где-то там, за этими зелеными волнами, по-настоящему теплые страны, другие леса, другие плоды, звери…

Он слышал, что на юге острова тепло. Правда, японских торгашей все ругают. Чумбоке казалось, что не могут японцы, люди из теплой страны, быть такими злыми, как маньчжурские купцы или как негры и американы.

А скалы белые, и кудрявые зеленые леса над ними… Зеленые шапки, высокие, под самые облака, стоят над морем, и на них — белые обрывы.

— Тут зимой льда нет. Тут никогда море не замерзает, — говорил Позь.

— А помнишь, Позь, ты рассказывал про лоча [168] Лоча — так называли русских народы Дальнего Востока. ? — спросил Чумбока. — Где они теперь? И как зовут того… ну…

— А-а! Академик! — осклабился Позь и тут же нахмурился. — Не едет!

Позь задумался.

— Я звал его сюда.

Позь мог быстро выучить любой язык. Он знал по-русски, даже научился писать, но зачем это теперь ему? Он рассказал, как был с Миддендорфом на Шантарских островах, плыл по морю на судне.

Отец Позя — тунгус, переселившийся к гилякам. Мать Позя была очень красивая гилячка. Первый раз Позь попал в Охотск давно, мальчиком.

— Бревенчатые избы у русских, — говорил он. — Дым валит из труб на крышах. Труба не на особицу и сложена из камня.

— Как это крыши не падают? — спросил Чумбока.

— Сначала и я думал так, — отвечает Позь. — А крыша из тонких полос железа, или из расколотых бревен, или даже из досок… Такое разве я видел когда-нибудь? Только лодки делают из досок. А тут — целый дом, разве это лодка? Разве нет жердей и коры? А так, конечно, красивей… Потом я привык и все понял.

Все ново, а для живого ума Чумбоки все интересно. Он с жадностью запоминает все. Там другой мир.

— Люди не на собаках и не на оленях ездят, а верхом на лошадях. У людей валенки на ногах, на самих — нагольные тулупы.

Позь рассказал, как впервые в жизни увидел корову и лошадь. В избе, где остановились, были такие диковины, что голова пошла кругом. Под столом за решеткой сидели птицы. Петух утром пел…

— «Зачем такие птицы? — подумал я. — Почему их не съедят?» Сказали, что от кур весной будут яйца… Разве нельзя набрать яиц на озерных островах? А амбары из толстых бревен. В амбарах в мешках мука, мороженые пирожки с черемухой мешками и мешками же мороженые пельмени. А печка! Это целый дом в доме. Пирожки принесли с мороза, разогрели в печке, и они стоят горячие, как будто только что испеклись… А какой высокий хлеб! Это не пампушки! В окнах не бумага в решетнике, а слюда или даже стекло. Печи кладут из кирпича, который делают из глины. Его обжигают, как посуду.