Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

Позь и Питкен отправились на лодке домой.

Вечером Чумбока варил свой рис айнам.

— От кораблей всегда много горя! — говорил он.

— Нет, не всегда, — сказал старый айн.

Где-то внизу, в темноте, набежала одинокая волна или, может быть, плеснулся морской зверь. Чумбока все еще не узнавал этих зверей по всплескам.

— Вот слушай… Я еще был молодой… Давно это было. К нам, на эту землю, приходил на двух кораблях русский Микола Сандреич. Он поставил здесь пост, отряд из своих людей, и объявил, собрав все наши народы, что остров этот принадлежит стране лоча. Микола Сандреич дал моему отцу бляху. Повесил ее на грудь. Назначил отца старшиной. А когда пришли японцы, он гонял их отсюда. Отдал нам много муки… Старик мой долго ждал, что Микола Сандреич еще придет и погонит японцев.

Чумбока замечал, что айны народ голодный, что они нерешительны, всего боятся, но не прочь перерезать всех японцев и забрать все их имущество. «Айны кислые какие-то, — думал он, — обижаются… Может быть, айн слаб и потому его так легко обманывать?»

На другой день Чумбока был в японском храме. На холме стоял шалаш с гнутыми травяными крышами.

Толстые, довольные японцы, чисто вымытые и веселые, поднимались по каменистой дорожке, стуча своими деревянными подошвами на веревочках, продетых у всех одинаково под большой палец.

В шалаше — медные изваяния богов.

— Этих богов хозяева с собой привозят и увозят, — говорил айн.

В шалаш никого не пускали. Подходить можно было близко. Все боги стояли на возвышении, как на большом столе под крышей, так что всем было видно.

Около шалаша на деревьях висели пузатые фонари с красными иероглифами на промасленной бумаге и ветви с бумажными цветами вишни.

Айны объяснили, что японцы очень любят цветы розовой вишни, но что здесь она не растет, так они делают эти цветы из бумаги. Даже бумаги не жалеют, так любят…

Чумбока, всегда почитавший чужих богов не меньше своих, помолился от души.

После богослужения толстый молодой японец дал ему бумажку.

— Это гадание! — объяснил он. — Прочти и узнаешь свою судьбу…

— Но как я буду читать, когда не понимаю?

Японцы весело обступили Чумбоку и прочли ему все, что было написано на бумажке. Там значилось, что он будет счастлив и получит много риса…

Сегодня, оказывается, праздник. Шалаши и склады с рыбой тоже украшены бумажными цветами розовой вишни и фонариками.

Все эти дни торговцы готовились к празднику. Они стряпали, мастерили украшения, писали на бумажках таблицы счастья, чтобы гадать в день праздника… Айны ловили рыбу, а купец делал красивые игрушечки.

Вечером зажглись фонарики. Красные и зеленые огоньки горели на черном горбу сопки. Айны стали почтительны с Чумбокой. Они сказали, что японцы считают его богатым.

Чумбока работал на рыбалке от зари до зари. Он чувствовал, что руки и ноги его едва двигаются, что он становился таким же кислым, вялым и обидчивым, как айны, и точно так же, как у них, еле плелись его ноги.

Часто из домика с окном, похожим на прищуренный глаз, появлялся надсмотрщик и бил палкой айнов.

Чумбока понял, что айн вял и кисл не от природы, что это японские купцы забрали у него все веселье. Что в их домиках вся радость и вся чистота, а у айнов вся грязь и вся печаль.

«Конечно, — думал он, — собрать всех таких весельчаков торгашей и дать им такую же работу, как айнам, чтобы они, голодные, без риса, от зари до зари ловили рыбу, солили и складывали, то пройдет все их веселье. Тогда и думать не станешь про гадание и про бумажные фонарики».

Бумажные фонарики все еще висели, но не хотелось смотреть на них. А японец, прочитавший Чумбоке в день праздника таблицу счастья, однажды застал его отдыхающим и, схватив за косу, так вздул палкой, как еще никогда и никто не бил Чумбоку.

А бежать некуда. Питкен и Позь теперь уж далеко…

«Питкен, брат мой, почему я с тобой не поехал на холодное северное море? Так я много работаю, что нет желания смотреть ни на чистые домики, ни на храм».

А однажды Чумбока, позабывши, что он теперь рабочий у хозяев, присел отдохнуть. Вдруг долговязый айн, тот самый, что так ругал японцев, который еще вчера, казалось бы, сочувственно слушал старика, подскочил к гольду с поднятой палкой.

— Ты что ленишься?! — закричал он как можно громче, в то же время поглядывая в сторону домика с высокой травяной крышей.

Чумбока не понимал, на каком он языке кричит, на айнском или на японском, но смысл очевиден. Айн собирался ударить Чумбоку и желал, чтобы японцы это увидели и услышали.