Баграт Шинкуба - Последний из ушедших

Генерал царя был в мундире с блестящими эполетами, у него было круглое лицо и круглая рыжая бородка,

Я никогда до этого не видел так близко генералов царя. Хотя он был гяур, но ничего особенного и страшного в нем не было.

Когда, идя навстречу друг другу, все сошлись посредине поляны у шалаша, владетельный князь Абхазии Хамутбей первым приблизился к Хаджи Керантуху и, склонившись, поцеловал его в грудь: поступил так, как было положено поступить ему, в детские годы воспитанному в убыхской семье.

Когда начались переговоры, я, охраняя Хаджи Керантуха, стоял за его спиной и слышал каждое слово.

Не удивляйся, дад Шарах, тому, что я, забыв многие другие свои дни, помню каждую минуту этого дня, от первой до последней. Это был день, когда решалась судьба моего народа. Потом были еще дни, когда она решалась, но этот день был первым из них. Я помню все, помню даже хрустевшие под ногами на этой поляне, где мы стояли, засохшие стебли прошлогодней кукурузы. Помню, какое было солнце в тот день: оно то скрывалось, то снова появлялось. И помню задувавший со стороны моря ветер и дождь, который несколько раз начинал накрапывать, но быстро переставал. И помню, каким долгим был спор, и помню, как он становился все громче и громче, потому что Хаджи Керантух был похож во время этого спора на седока, крутящегося на еще не прирученном коне: он не мог овладеть ни собой, ни разговором. Он поминутно менялся в лице, а на лбу у него вздулась жила — верный признак того, что он еле удерживает себя, чтоб не броситься с обнаженным кинжалом на всех, кто с ним спорит.

Я знал его и знал, что все может случиться, и был готов в любую минуту броситься ему на помощь. Наверно, из-за этого, хотя я и слышал каждое сказанное слово, минутами переставал понимать, что говорят, думал о другом — что кинжалы вот-вот сами выскочат из ножен.

Со стороны убыхов вместе с Хаджи Керантухом в переговорах участвовал Дзиапш Ахмет, сын Баракая. Он был человек, известный на всем Кавказе. В молодости учился в Стамбуле, говорил на нескольких языках и, когда предводителем убыхов был старый Хаджи Берзек, сын Адагвы, Ахмет, сын Баракая, вел при нем все дела с иностранцами. Он несколько раз улаживал дела убыхов, ездил и к султану, и в Лондон, и в Петербург. Он был человеком горячим, но хитрым, умел и доходить до предела, и останавливаться там, где не оставалось ничего другого. Так что, как видишь, Ахмет, сын Баракая, не случайно участвовал тогда в этих переговорах.

Генерал царя начал говорить первым, и резкость его слов так не соответствовала спокойствию его лица и голоса, что мне сначала показалось, что генерал говорит одно, а переводчик совсем другое.

— Ты, Хаджи Керантух, — говорил генерал, — принадлежишь к знаменитому роду Берзек, ты человек высокого происхождения, и тебе не подобает сегодня делать одно, а завтра — другое. Его величество император пожаловал тебе чин и жалованье, но ты оказался недостойным милостей императора. Когда началась война, ты отказался от пожалованного тебе императором чина и звания. Вместо того чтобы соблюдать верность России, ты сблизился с турками и сделал это не по их принуждению, а по собственной охоте. С тех пор ты нарушаешь заключенные с нами условия, постоянно держишь под ружьем все мужское население, нападаешь на наши укрепления, ведешь с турками тайные переговоры и получаешь от них оружие.

— Господин генерал, тебе следует поосторожнее выражаться, когда ты говоришь со мной, — ответил Хаджи Керантух. — Я не заяц, и меня не пригнали сюда твои охотничьи собаки. Я стою на своей земле, и не в кандалах, а с оружием.

Лицо Хаджи Керантуха налилось кровью, но генерал, не меняясь в лице, спокойно ждал, пока толмач не перевел ему всего этого до конца.

— Но тебе и этого мало, — спокойно продолжал генерал с того места, на котором остановился, так, словно пропустил мимо ушей слова Хаджи Керантуха. — Ты все еще возлагаешь надежды на турецкого султана. Мы знаем, что ты просишь у него военной помощи, надеешься получить ее, но хотя ты уверен, что на свете нет никого сильней султана, тебе показалось мало искать помощи только у него. Мы знаем, что Ахмет, сын Баракая, который сейчас стоит рядом с тобой, три года назад ездил от твоего имени в Лондон и просил там у англичан защиты и военной помощи против нас. Об этом писали в английских газетах, и это не осталось тайной. А недавно ты отправил письмо английскому консулу в Сухуми, это тоже не тайна. Оно у нас в руках, и мы можем показать его тебе. Я не хочу тебя оскорблять, но не нахожу для твоих поступков другого слова, как измена.