Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

— Вылитый Рубенс! — восхитилась она, когда Пётр предстал перед ней в этом наряде, и потребовала: — А теперь пойдём, сударь, смотреть настоящего Рубенса!

Пётр знал, что она любила живопись и не случайно привезла в своём обозе ученика-живописца Андрея Матвеева, мать которого служила у неё прачкой. По её настоянию Пётр устроил способного мальчонку в мастерскую к художнику Моору.

— Вот увидишь, мастер из него выйдет добрый, не хуже твоего любимца Никитки! — вырвалось у царицы.

— Ну, до Никиты ему далеко! — рассмеялся Пётр, довольный горячностью Катеринушки, которая, похоже, отходила от своего везельского горя. — Сам дюк флорентийский пишет мне, что Никита превзошёл своего учителя, славного академика Реди! Впрочем, и твой малый бойкий, карандаш у него востёр! — Вечером царь внимательно рассмотрел беглые рисунки Андрея, потрепал беленького мальчонку по голове. — Будешь у Моора хорошо учиться, как знать, может, со временем и сравняешься с моим Никитой!

На аукционы и в картинные галереи царя и Екатерину сопровождал швейцарский художник Гзель, представленный царице Куракиным. Гзель писал портреты Екатерины и её фрейлин, писал скоро, но «пусто», как выразился Пётр, так и не заказавший ему свой портрет. Слишком тщательно выписывал художник убор и наряды, лица же были точно у манекенов. Петру же нравилось, чтоб в портрете чувствовалась сильная натура. Это удавалось когда-то Кнеллеру и Купчинскому. Теперь же его персону писал примчавшийся из Парижа славный живописец Натуар. Впрочем, и Гзеля Пётр оставил, по просьбе Екатерины, при своём дворе: мастер хотя и средний, но зато, великий знаток голландской и фламандской школы!

На всех аукционах картин, которые Пётр усердно посещал в Амстердаме, услужливый Гзель всегда был рядом и показал себя отменным знатоком живописи.

По его совету Пётр приобрёл выполненные с блеском щеголеватые портреты ван Дейка, натюрморты маленьких голландцев Воувермана, Остоде и Мирса, пейзажи Рейсдаля, рисунки Рембрандта.

Но у царя уже выработался и свой вкус: более всего ему нравились марины, морские пейзажи Адама Сило и живописные полотна мастера из мастеров, славного фламандца Рубенса.

— Сей Рубенсов Венус прямо с тебя списан, Катюша. — Пётр показал ей на прославленную аллегорию Рубенса «Союз земли и воды». На бледных щёчках Екатерины вспыхнул её давнишний румянец, тёмные глаза повлажнели, стали бархатными, она незаметно взяла руку Петра и пожала её.

«Венеру» Рубенса Пётр приобрёл, к удивлению следившего за ним господина Прейсса, по-царски, не торгуясь. Так же легко приобрёл царь и анатомический кабинет своего давнего знакомца доктора Рюйша, и минеральный кабинет учёного-рудознатца Готвальда.

— Сию коллекцию минералов мы в России многократно преумножим, Катюша. Демидов недаром мне говаривал, что на Урале есть такое узорчатое каменье — малахит, какого во всём свете не сыщешь! — Пётр внимательно рассматривал собранные учёным каменья.

Екатерину же более всего интересовала ювелирная лавка, куда они собирались отправиться. А Пётр уже весь загорелся, представив, как Россия будет торговать изделиями из малахита и других полезных минералов.

— Да мало ли каких диковин кроется в наших недрах! Под нами, почитай, сокровища не менее великие, нежели на поверхности. Вот почему нам потребны добрые учёные-рудознатцы, а для их обучения и нужен минц-кабинет! — И Пётр купил его не торгуясь. Именно тогда, когда он приобретал коллекцию Рюйша и Готвальда, у него и родилась мысль создать в Петербурге Кунсткамеру.

Господин Прейсс взирал на новую причуду царя, позёвывая в уголке. Пётр поднимался на прогулки ни свет ни заря, да ещё мчался на самый край города. Прейсс еле успевал нанять извозчика и поспеть следом. И теперь он почти засыпал на ходу, кляня свою нелёгкую долю, — ведь минц-кабинет Готвальда размещался на самой окраине Амстердама. И когда Прейсс вслед за царём вышел на пустынную улицу, то увидел, что даже нанятый извозчик не стал его дожидаться. Царская карета тоже умчалась, а господин Прейсс заметался у подъезда, когда два здоровенных русских драгуна предупредительно взяли его под локотки. Он понял, что кричать бесполезно, и позволил усадить себя в вынырнувшую из-за угла карету. Сидевший в карете напротив Прейсса офицер вытащил из-за пояса заряженный пистолет и приложил палец к губам: тише, мол! Господин Прейсс понял, что его похитили и надобно молчать. Карета выехала за город и помчалась по укатанной дороге, которая вела, насколько понял господин Прейсс, на юг, в Гаагу или Роттердам. Однако карета скоро свернула на ухабистый просёлок, ведущий к уединённой мызе. Когда Прейсса вежливо ввели в хорошо протопленную гостиную, сопровождающий его офицер наконец объявил: «Вы в загородном доме русского посла в Голландии, господин Прейсс!»