Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

Царь тут же надорвал конверт грязными от земляной работы руками (Пётр был занят, как всегда, делом — сажал дубовые жёлуди вокруг своей дачи, которую так и именовал — Дубки) и спешно прочёл главные условия подписанного мирного договора.

— Вот она — долгожданная и радостная весть! — Пётр хлопнул по плечу стоявшего перед ним навытяжку гвардионца, спросил весело: — Рад миру, Обрезков?

— Рад, государь! — ответил старый сержант и неожиданно добавил: — У меня ведь три раны от этой войны! Одну под первой Нарвой получил, когда отступали, другую под Лесной, когда наступали, а третью под Полтавой, когда всё шведское войско побили!

— Что три раны имел и в строю остался — хвалю! Вся Россия через три кровавых школы прошла. И ничего, выдюжила и победила! Даровал нам Господь добрый и вечный мир! — Пётр посмотрел на широкую тихую гладь Финского залива и сказал уже тихо, как-бы для себя: — И ещё даровал нам отныне Господь море!

Петру так понравилось пришедшее ему на ум сравнение Северной войны с «трёхвременной жестокой и кровавой школой», что он, сообщая о Ништадтском мире, даже в Париж своему послу Василию Лукичу Долгорукому отписал: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно: но наша школа троекратное время была (21 год), однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно!» Василий Лукич со свойственной ему говорливостью обегал с тем царским письмом все парижские салоны, и оттуда слова о «троекратной кровавой школе», через которую прошла Россия в Великой Северной войне, облетели все европейские столицы. И многие высокие умы задались вопросом: а будет ли после той «троекратной школы» учреждена академия?

Поутру 4 сентября 1721 года царская бригантина, подгоняемая добрым вестом, на всех парусах вошла в Неву и дала первый залп из трёх пушек сначала у Подзорного дворца, второй залп — у Адмиралтейства, третий — у Петропавловской фортеции.

Привлечённые этой непрестанной пальбой, на набережную высыпали ремесленный люд, торговцы и матросы, городские обыватели и господские слуги. Все видели, что бригантина идёт под царским штандартом и за рулём стоит сам Пётр. Что же значит сия пушечная пальба, какую новость привёз царь? Английская эскадра, уже третий год крейсирующая в балтийских водах, вырвалась на кронштадтский рейд? Войска германского цесаря выступили из Силезии и идут к российским рубежам? Шведы одержали нечаянную викторию над русским войском?

Один тревожный слух сменял другой и катился по набережным, но вскоре долетело радостное известие — государь привёз мир! За двадцать один год непрестанной войны это слово и позабылось, а иные отроки стали уже взрослыми мужами, так и не пожив в мирное время.

— Как, например, наш Алексашка! — Никита с ласковой насмешкой глянул на своего долговязого кузена, поспешавшего вместе с ним к Троицкой пристани. — Эвон как журавлём бегает, что сам государь, Пётр Алексеевич! Мне за ним нынче и не угнаться!

Алексашка, с той поры как перешёл во флот, вытянулся, окреп в кости.

— Само собой, разъелся на флотских харчах. Во флоте-то порцион вдвое боле армейского! — посмеивался над ним Роман.

На груди у Алексашки позвякивает медаль за участие в славной виктории над шведской эскадрой у острова Эзель. Да ныне корабль его стоит в сухом доке в Кронштадте на шпаклёвке — вот Алексашка и объявился у дядюшки в мастерской.

У Троицкой пристани им бы и не пробиться сквозь тысячную толпу, ежели бы не кипучая натура Алексашки: где мольбой, где тычком проложил дорогу себе и Никите, так что подошли к самим шеренгам преображенцев. Через плечо усатого капрала Никита увидел вдруг самого царя и поразился его открытой восторженности. Лишь после Полтавской виктории видел он Петра, объятого столь сильным радостным чувством. Взгляды их встретились, и на ходу Пётр бросил своему художнику:

— Мир, Никита, мир! Сегодня же соберись с пиротехниками и архитекторусами... Составьте план празднества и фейерверков. Да не на день — на месяц!

Толпу сразу же облетело это счастливое слово «мир», и самые посторонние люди стали обниматься и целоваться друг с другом.

Меж тем Пётр зачитал в Сенате главные условия Ништадтского мирного договора: «Его королевское величество Свейское уступает сим за себя и своих потомков и наследников... его царскому величеству и его потомкам в совершенное непрекословное вечное владение и собственность в сей войне, чрез его царского величества оружия от короны Свейской завоёванные провинции: Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с дистриктом Выборгского лена... с огородами и крепостьми: Ригою, Дюнамюнде, Перновом, Ревелем, Дерптом, Нарвою, Выборгом, Кексгольмом и всеми прочими к помянутым провинциям надлежащими городами, крепостями, гаванями, местами, дистриктами, берегами, с островами: Эзель, Даго и Меном...»