Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

Вся эта толпа словно пчелиный рой летела за царём и царицей. И замыкала шествие колонна гвардейских офицеров в форме римских легионеров, с лавровыми венками на челе.

Гвардейцы маршировали дружно, под барабан, словно шли на приступ фортеции. Но в огромной зале в Почтовом доме, где были накрыты столы для участников машкерада, их сегодня поджидала баталия не с Марсом, а с Бахусом. Князь-папа Всешутейного собора (за смертью Зотова его место занял толстый и вечно пьяный Бутурлин), одетый в тигровую шкуру и увешанный виноградными лозами, изображая бога вина и веселия Бахуса, возглавлял пиршество. Его подручные шуты, вооружившись пастушьими бичами-пузырями, наполненными горохом, погремушками и свистками, как угорелые носились меж столами и строго следили, чтобы гости при каждом тосте (а пили, само собой, за здоровье государя и государыни, за победный мир и все славные виктории прошедшей войны) осушали свой кубок до дна. А так как никто не хотел рисковать и поплатиться жестоким штрафом (кубок большого орла вмещал целый штоф водки — причём, по условиям штрафа, его надобно было осушить на одном дыхании равно как кавалерам, так и дамам), то весь машкерад уже через три часа распевал весёлые песни. Как вспоминал потом участник пиршества молоденький камер-юнкер Берхгольц, «сам царь пил, танцевал по столам, пел песни и веселился как ребёнок».

Правда, камер-юнкер не знал, что Пётр I на другое же утро встал ни свет ни заря, в четыре часа, и принял направлявшихся в Стокгольм за ратификационными грамотами Остермана и Толстого. С ними ехал и французский посол маркиз Кампредон в роли посредника.

По воспоминаниям маркиза, Пётр встретил их в одном шлафроке, в спущенных до пят заштопанных чулках и стоптанных башмаках. Но наказ послам дал твёрдый и разумный: скорее добиваться ратификации договора! Затем царь бодро осушил с ними «посошок» на дорогу и уже в пять часов утра помчался на адмиралтейскую верфь, где спускался новый стопушечный корабль.

На верфи Пётр сам открыл спуск, нанеся первый удар тяжеленной кувалдой при отнятии подмостков, после чего корабль сперва медленно спустился со стапеля, а затем как стрела слетел в воду, причём деревянные полозья под ним сломались вдребезги. Но корабль гордо выпрямился и торжественно пошёл по воде. И тотчас с его верхней палубы раздались громкие звуки литавр и труб и приветственно ударили пушки из Петропавловской фортеции и с артиллерийских верков Адмиралтейства.

— У нашего государя ныне три десятка таких могучих линейных кораблей! — любезно сообщил генерал-адмирал Апраксин собиравшемуся отплыть в Швецию французскому послу.

— Русский флот сейчас сильнее шведского и датского, вместе взятых! А царь Пётр спускает всё новые корабли, я видел своими глазами, что у него есть и стопушечные!.. — через неделю объявил маркиз Кампредон Государственному совету Швеции. И голос его был услышан. В Стокгольме не замедлили с ратификацией мирного договора. Весть о том полетела в Санкт-Петербург.

На берегах Невы начались новые торжества — отмечали подтверждение Ништадтского мира.

После торжественной литургии в Троицком соборе зачитали ратификационные грамоты. Ведший службу архиепископ Псковский Феофан Прокопович призвал с амвона «тройственным всенародным благодарением воздать славу Господу нашему за благополучный и свыше нам данный мир».

Хотя голос преосвященного гудел яко труба иерихонская, московитов, привыкших к густым дьяконским басам и переливам, трудно было удивить громогласней.

И удивлял не глас, а полёт пастырской мысли и призыв пастыря: «Представляйте себе пред очи трудные приступы и атаки неприступного Нотебурга, твёрдого Выборга, крепких и богатых Дерпта, Ревеля и Риги, славные виктории под Лесной, Полтавой и Гангутом! И все сии воинские подвиги свершил данный России во главу великий и дивными талантами обогащённый муж!»

Когда Феофан закончил своё слово, со всех сторон раздались одобрительные возгласы. И одобрение переросло в восторг, когда сразу после окончания проповеди весь Сенат почтительно окружил царское место и вышедший вперёд канцлер, Гаврила Иванович Головкин, торжественно попросил государя от имени всех сословий принять титул Петра Великого, Отца Отечества и Императора Всероссийского. Пётр согласно наклонил голову. Конечно же он знал о готовящемся предложении Сената и не дале как вечор спорил с Гаврилой Ивановичем, который по-старомосковски желал, чтобы Пётр принял титул императора Восточного как прямой наследник императоров Византии.