Юрий Сергеев - Княжий остров

Старец неожиданно ворохнулся и сел на топчане. Молча протянул руку, взял гусли, поставил их на место. Потом отвернулся к стенке и закрыл глаза. Прошептал немощным голосом:

— Се княжецка услада… Се Бояна гусельцы.

Дождь перестал. Наносило сырой свежестью через дверной проем, порывы ветра шумели в кроне дуба. Селянинов принес дрова и затопил печь. Проговорил, словно сам себе:

— Надо бы деду рожь помочь молотить… Спортится в дождях. Вот провянут снопы… обмолочу…

— Что станем дальше делать? — обратился к ним Окаемов.

— Придется переждать, — тихо отозвался Егор и покосился на нары, боясь потревожить хозяина обители, — немцы могли за болотом устроить засаду, если догадались, где мы… Угодим прям в их лапы, ежель сунемся. Надо караулить ночью, а утром хорошо высмотреть через оптику энтот бок. Сержант, пойди-ка с винтовочкой и посторожи дотемна, приглядись хорошенько через прицел.

— Есть, — коротко ответил он и ушел.

— Вот дурина, фашист, как рванул на своих бомбах… не рассчитал и зацепился, — тихо прошептал Быков.

— Пошли взглянем, — кивнул на старца Окаемов, — не станем мешать, пусть поспит в тепле. — Когда они выбрались на поляну, Илья продолжил: — Этот остров пока для нас самое безопасное место.

— Почему? — удивленно спросил Егор.

— Серафим отведет хоть целую дивизию… закружит, потопит в «хляби», туманами затмит все окрест.

— Опять сказки сказываешь?

— Туман-то, смотри, поднимается… Редкость для лета.

— И правда, — недоуменно обронил Быков и огляделся, — опосля дождя случается такое.

— Бывает… все бывает. Особенно когда попросит об этом волхв.

— Какой волхв?

— Серафим…

— Ты что, деда в колдуны прочишь?

— Зачем так… колдуны злые, а к Серафиму есть иные слова: ведун, кудесник, чародей, облакогонитель-волхв…

Но чтобы самолет спихнуть! Любой маг от зависти бы сгорел… Такого в летописях не было. Волхв — мудрец языческой Руси, а вот и боги той эпохи стоят.

— Где? — недоуменно промолвил Егор и остановился.

Они незаметно за разговором приблизились к каменным замшелым столбам на закрайке леса. И тут Егор с удивлением заметил, что столбы были резные с человеческими ликами. Высились ровным полукружьем у растерзанного взрывом кургана.

— Капище… капище… капище… — опять смятенно забормотал Окаемов.

Он вдруг стал не в меру суетлив. Метался от одного изваяния к другому, что-то мучительно вспоминал, нашептывал себе под нос непонятное Егору, совсем забыл про него и радостно лыбился. Наконец чуток угомонился и стал громко вещать, как бы раздумывая и споря сам с собой:

— Неужто мы стоим на древнем, затерянном в болотах капище славян! Все сходится. Дуб, не менее семи метров в диаметре, я успел посчитать окружность шагами и вычислить… Ему эдак тыщи полторы лет. Возможно, что раньше болот здесь не было. Под дубом родник… Род! А вот и языческий бог Род. — Он указал на один из четырехликих столбов. — Рядом с ним известный Перун с мечом на поясе и сжатой правой рукой у плеча. В ней когда-то был лук или подобие молнии. Бог войны и грозы, покровитель воинов. Дальше не менее почитаемый и могучий бог Влес с турьим рогом в руке — символ благополучия, а в центре Дажьбог со щитом и солярным знаком на груди — сын небесного Сварога. А выше его и мощнее — небесный бог, Световид ли… Сварог ли… Великий и могущественный, самый почитаемый небесный царь славян. По правую руку от него — еще один женский двойной образ… Мать Лада и дочь у ног — Леля, богини любви и красоты… Может быть, я в чем-то ошибся… Да простят они меня… Я православный христианин… Мне грех поклоняться язычеству. Но это вера наших предков. Это история святая наша, и я преклоняю колена перед ней! История рода — тоже религии! Не отнять у нее капищ и волхвов, как не отнять поруганных церквей и веры православной, каленым железом выжигаемых по Руси в крах империи века сего. Прости мя, Господи! Спаси и сохрани Россию, дай силу воинам ее супротив ворога! — Окаемов сделал глубокий поклон и трижды истово перекрестился перед богом небесным Сварогом.

Егор стоял в нерешительности и каком-то горячечном забытьи. От кургана наносило смрадом догорающего самолета, сырой туман окутал Княжий остров и багрово рдел в закатном солнце. Граненые и резные, сделанные неведомым предком идолы стыли в безмолвии, озирая ликами все четыре стороны света и, казалось, внимали молитве русского офицера Окаемова.

Егор вдруг осознал и прозрел эту багровую картину неведомой гигантской силы, мудрости и согласия природы, от всего исходила высшая чистота и вера в духовное совершенство человека. Он соприкоснулся с чем-то сказочным и великим, упорно оставшимся жить, еще не испорченным, почувствовал дуновение векового уклада предков, гармонию истины и красоты. Мысль его объяла поляну и обитель, взбежала по древу и коснулась неба, улетела в Якутию к библиотеке староверов Станового хребта и вернулась назад глубоко убежденной и просвещенной в силе и бессмертии своего народа. Его осенил благостный покой, природное добродушие и глубокое почтение к старцу Серафиму, благодарность судьбе, которая вывела его за руку к скиту в тайге, а теперь к этой обители, благодарность, что кипит в его жилах не иная с этими богами кровь…