Перл Бак - Императрица

Когда священники отпели молитвы, а регентши и молодой император простерлись перед покойным, остальные удалились из мавзолея. Только мерцающий свет свечей освещал драгоценные украшения и разрисованные дощечки, которые украшали стены мавзолея. Наконец огромные бронзовые ворота закрыли и те, кто прощался с императором, вернулись в свои дворцы.

На следующий день после похорон Мать императрица издала указ полного прощения Гуна.

«Принц Гун в течение пяти последних лет занимался по нашему приказанию устройством похорон покойного императора. Он проявил скромность и усердие, и наше горе было несколько облегчено великолепием императорского мавзолея и торжественностью похоронных церемоний. Таким образом, дабы светлый нефрит честного имени принца Гуна не был испорчен в анналах нашего царствования, мы постановляем: запись его предшествующей немилости стереть, а его честь восстановить. Таким образом мы вознаграждаем нашего верного слугу, и пусть его имя всегда будет чистым».

В конце дня Мать императрица гуляла в своем любимом саду. Был мягкий осенний вечер, небо жемчужно серело, а закат слегка розовел на небе. Она была меланхолична, но не печальна потому, что не испытывала горя. Дух ее пребывал в одиночестве, но к этому она уже привыкла. Такова была цена величия, которое оплачивалось ею день за днем и ночь за ночью. И все же она оставалась женщиной. Живое воображение перенесло ее в некий дом — дом, где жили мужчина и женщина и где у них рождались дети. В траурный день евнух сказал ей, что у Жун Лу родился сын. В три часа ночи перед рассветом Мэй произвела на свет здорового мальчика. Снова и снова Мать императрица думала об этом ребенке. Однако, когда Жун Лу стоял в траурном карауле вельмож, она не видела на его лице следов радости. Долг не позволял ему показывать своих чувств, но сейчас, когда он вернулся домой, мог ли он удержаться от радости? Она никогда не узнает.

Она медленно прохаживалась по аллее парка вдоль поздних цветущих хризантем. Ее сопровождали сторожевые монгольские собаки, которые охраняли ее день и ночь. Маленькие дворцовые собачки служили лишь для забавы. Прогулка подходила к концу, ее ждали неотложные государственные дела. Призвав на помощь волю, как приходилось делать не раз, она отогнала сладостные мечты и грустные мысли и пошла в направлении дворца.

Два лета спустя, Мать императрица перенесла двор в Морские дворцы. Как-то летним вечером она сидела на троне и смотрела представление императорского театра. Давали пьесу, написанную два века назад одним остроумным сочинителем. Злодеем в пьесе был выведен длинноносый европеец с огромным мечом на поясе и с усами, похожими на распростертые крылья ворона. Героем же был Первый министр китайского двора. Его роль играл главный евнух Ань Дэхай, который оказался гениальным актером.

Представление было в разгаре. Внезапно евнух Ли Лянь-инь, громче всех смеявшийся, замолчал, поднялся со своей скамеечки, стоящей неподалеку от императорского трона, и попытался тихонько ускользнуть. Однако Мать императрица, от глаз которой ничего не ускользало, знаком показала ему вернуться, что он и сделал с несколько пристыженным лицом.

— Куда это ты? — спросила она. — Почтительно ли тебе уходить, когда на помостах — твой начальник?

— Ваше высочество, — проговорил Ли Ляньинь шепотом, — вид этого иностранного негодяя напомнил мне об обещании, которое я дал молодому императору и про которое позабыл.

— Что же это за обещание? — поинтересовалась она.

— Он где-то прослышал об иностранной игрушке: повозке, которая ездит сама, без лошади, и приказал купить ему такую. Но где же ее найти? Я спросил у главного евнуха, и он сказал, что, возможно, в магазине, который содержит один иностранец в посольском квартале. Туда я сейчас и пойду искать эту игрушку.

Мать императрица нахмурила прекрасные черные брови.

— Я запрещаю! — воскликнула она.

— Ваше высочество, — принялся ее уговаривать евнух, — молю вас, вспомните, что у молодого императора крутой характер и я буду побит.

— Я сама ему скажу, что, как и прежде, запрещаю играть в чужеземные игры, — заявила Мать императрица. — Игрушку захотел! Он уже не ребенок!

— Ваше высочество, — умолял евнух, — я сказал «игрушку», потому что понял, что нет надежды найти во всей стране настоящую повозку.

— Игрушка или нет, это иностранный предмет, — не уступала Мать императрица. — И я запрещаю. Сядь на место.

Ли Ляньинь подчинился, но больше не смеялся, хотя на сцене Ань Дэхай превосходил самого себя, пытаясь рассмешить Мать императрицу. Но и она не смеялась. Час или около того, пока продолжалось представление, ее красивое лицо сохраняло серьезность. Затем она сделала своим фрейлинам знак и удалилась во дворец, где по дальнейшему размышлению послала за главным евнухом.